Несмотря на то что Маррон ел по-волчьи жадно, быстро глотая пищу, доесть он не успел; он все еще жевал, когда раздался звон висящего над столом металлического бруска, призывавшего всех встать и вознести благодарственную молитву. Маррон безнадежно стиснул зубы, задышал носом и взмолился о возможности проглотить то, что было у него во рту, во время уборки в трапезной, оставшись при этом незамеченным.
Однако Господь редко внимал его молитвам, что сегодня, что всегда, - а может быть, он просто считал оскорблением для себя, когда человек глотал еду уже после благодарственной молитвы. Маррон ощутил на себе взгляд фра Пиета, однако не осмелился посмотреть через стол, чтобы удостовериться. Полупрожеванный хлеб лежал у него на языке, однако его было слишком много, чтобы проглотить за один раз. Маррон начал осторожно жевать, жалея, что не может хотя бы на минуту надеть капюшон, и выискивая другой способ спрятать лицо. Однако у него ничего не вышло.
- Брат Маррон! - Это был голос фра Пиета; его призыв Маррон не мог пропустить мимо ушей. Юноша покорно повернулся к исповеднику, чувствуя, что над ним тяготеет злой рок. Пока Маррон шел вдоль ряда братьев, ему показалось, что Господь наконец услышал его. Локоть Олдо ударил по его раненой руке; Маррон согнулся от боли, но все же сумел превратить стон в кашель. При этом он поднес ко рту руку, выплюнул в нее хлеб, сжал пальцы и позволил длинному рукаву рясы скрыть кисть. Потом он невинно встретил взгляд фра Пиета и ответил:
- Повинуюсь, брат.
- Твое поведение за столом недостойно брата. Следи за собой.
- Повинуюсь, брат.
- Из-за твоей вчерашней глупости ты не сможешь делить с отрядом его труды. Ступай и найди себе занятие, для которого ты подходишь.
- Повинуюсь, брат.
Итак, он был отослан прочь, отделен от братьев - и братья сами прогнали его. Олдо фыркнул, еще несколько человек пожали плечами... Маррон знал только одно место, где он мог пригодиться, даже будучи одноруким и неумелым.
Возможно, охота и была запрещена в Роке, но все же некоторые рыцари привезли с собой собак. В малом дворе под комнатами, где жили рыцари и оруженосцы, находилась небольшая псарня, и Маррон не впервые останавливался пожелать ее обитателям доброго утра. На этот раз обладатель длинной морды, которая первой сунулась к руке Маррона, получил награду, если, конечно, полупрожеванный ком хлеба мог считаться таковой. Впрочем, пес охотно проглотил ее и заскулил, тыкаясь носом в руку и прося еще.
Маррон улыбнулся, потрепал мягкие уши, виновато показал пустую руку и поспешил прочь.
Он поднялся по ступеням, прошел по коридору и вежливо поскребся в запертую дверь, однако ответа не услышал. Он снова постучался, потом открыл дверь и заглянул внутрь.
Комната была пуста. Сьера Антона не было; вместе с ним исчез его меч и доспехи. Маррон почувствовал себя обманутым и никому не нужным. Наверное, рыцарь не думал, что он может появиться, и потому не стал терпеливо дожидаться оруженосца, который то ли придет, то ли нет. И все же Маррон вошел, надеясь найти себе какое-нибудь дело, чтобы потом с чистой совестью ответить фра Пиету на вопрос о том, что он сегодня делал.