- В Рок-де-Рансон.
Джулианна направлялась туда же, но почувствовала, что не должна этого говорить.
- А зачем?
В иной ситуации она бы ожидала рассказа о возлюбленном, без которого девушка жить не может, но сейчас не надеялась услышать ничего и оказалась права.
- Я хочу повидать Рок, - ответила Элизанда, - а отец никогда бы меня туда с собой не взял.
Ну да, значит, она хотела повидать Рок и потому сбежала из дому. Что может быть естественней? Джулианна снова почувствовала наемнику, почти оскорбление; ею снова овладело искушение уничтожить всякий намек на теплые отношения с этой нахалкой. Впрочем, искушение почти сразу же исчезло. Умение быстро и точно судить о людях тоже было необходимым даром императорского дворца в Марассоне. В конце концов, она была дочерью своего отца, и ее инстинкт говорил ей, что здесь она может обрести друга, пусть этот друг и хранит от нее какие-то тайны. По крайней мере у нее появится попутчик... а как славно было бы привезти с собой в замок друга...
- Ты, наверное, хочешь пить, - сказала Джулианна, вспомнив о пыли и жаре снаружи. Жаркое солнце пробивалось сквозь занавески.
- Умираю от жажды.
- У меня тут есть немного виноградного сока... Сока был всего один стакан, и они поделили его пополам. Элизанда спросила:
- А ты, Джулианна? С тобой охрана, но ведь это не люди твоей семьи?
"Ты так же одинока, как я", - перевела Джулианна, и это было по-своему правдой.
- Мой отец, - ответила она, - сопровождал нас до вчерашнего дня. Но его отозвали, и он был вынужден меня покинуть. - И, показывая, что она может поделиться большим, нежели стакан сока, Джулианна добавила:
- Мой отец - королевская тень.
- А-а. И куда бы ни шел король, тень должна следовать за ним?
Джулианна с трудом подавила смех - ей помогли только годы тренировки.
- Он говорит именно так.
Элизанда пожала плечами.
- Так говорят по всему Чужеземью. А куда поехал твой отец, куда его отправил король?
- Он не сказал.
Отец редко говорил ей, куда едет, и Джулианна рано приучилась обуздывать свое любопытство. Отец управлял королевским советом, хотя народ был уверен, что этим занимается сам король. Джулианне же перепадали только обрывки сведений, но их она тщательно собирала.
Элизанда кивнула без особого удивления.
- А он сказал, куда тебя посылает?
- Сказал, конечно. - Хотя, по правде говоря, зная отца Джулианны, верить его словам было довольно опасно. Многие мужчины распоряжались своими женщинами, словно фигурами в игре, - их могут ценить, но с ними не советуются, их призывают или отсылают в зависимости от их полезности. Джулианна подумала, что ей полагалось бы испытывать благодарность: ей рассказали, что ее ждет, с объяснением причин и даже с неявным извинением. - Я еду в Элесси, чтобы выйти замуж за барона Имбера.
- Правда? - подняла брови Элизанда, словно мысленно прикидывая стоимость дочери королевской тени. - За которого?
Джулианна невольно фыркнула. Да, вопрос был разумен, однако задавать его следовало ее отцу, а не ей.
- За младшего. За сына, а не за брата графа Хайнриха.
- Повезло тебе.
Да, пожалуй, повезло. Джулианна никогда не видела своего жениха, однако его дядя, старший барон Имбер, три года назад приезжал в Марассон. Джулианна вспомнила этого грузного, покрытого шрамами мужчину, бритоголового, с выгоревшей на солнце бородой. Он был одет в простую одежду, да и характер был у него весьма прост, а губы кривились в недовольной гримасе всякий раз, как он наблюдал за суетой придворных. В то время Джулианна еще задавалась вопросом, почему барон гостил у них так долго. Как ни умна она была для тринадцатилетней девочки, она все же не догадалась, что это напрямую связано с ней самой. Именно тогда, похоже, ее и просватали, хотя она не сразу поняла это. Барон прибыл, чтобы посмотреть на невесту и оценить ее как возможную племянницу и графиню. А потом - вероятно, удовлетворенный осмотром - барон торговался с ее отцом. Двое мужчин были настолько непохожи между собой и настолько неуступчивы, что торг наверняка длился долго и трудно, однако наконец договорились. За невесту заплатили выкуп - землями, золотом или какими-то уступками, причем кое о чем было объявлено всенародно, а кое о чем умолчали, и память о долгах и гарантиях осталась вместе со многим другим только в хитроумной голове человека, бывшего королевской тенью.