Огонек оказался факелом, который нес один из братьев. Фра Пиет протянул к нему собственный незажженный факел. Слова были ни к чему. Шагавший брат даже не остановился, только опустил факел пониже на мгновение, достаточное, чтобы поделиться огнем.
За этим молчаливым монахом шло множество едва различимых теней в капюшонах. Примерно у каждого тридцатого был факел.
Наконец процессия миновала комнату. Фра Пиет выступил в коридор, подняв факел повыше. Он не сделал ни единого жеста, однако отряд, вспомнив увиденное, пошел за ним, выстроившись в шеренгу. Братья натянули капюшоны и опустили головы, глядя в ноги впереди идущим.
Узкие извилистые коридоры пронизывали толщу замка. Маррону подумалось, что сейчас они с братьями больше всего напоминают личинок в сыре. Дважды они останавливались; заметив внезапную запинку Олдо, Маррон замирал на месте, радуясь, что не спит на ходу, и чувствуя огромное облегчение оттого, что перед ним идет друг, а не фра Пиет. Отряд стоял и ждал - как показалось Маррону, в эти минуты их путь пересекали другие процессии; впрочем, он ничего не смог бы разглядеть впереди, даже если бы отважился поднять голову. Потом отряд снова начинал шагать, молча и покорно, словно рабы.
Наконец коридоры стали шире; рядом с ними шагал еще один отряд. Так, колонной по двое - брат и незнакомец, - они и подошли к огромной двери, открывавшейся в главный зал Рока.
* * *
Внезапно факел фра Пиета вспыхнул ярче, словно дерзкий светлячок, решивший разогнать ночь. Вспышка мелькнула и затерялась в темноте. Факелы остальных братьев теперь казались очень тусклыми и далекими.
Не отвага, но страх заставлял отряд шагать в вяжущую черноту - страх остаться позади, остаться в одиночестве.
- Идите, - было сказано им, и они шли, прижимаясь ближе друг к другу, изредка даже касаясь товарища. Не важно, насколько холодна была его кожа или одежда, - важно было только соприкоснуться с чем-нибудь, кроме камня под ногами и темноты вокруг. Они дышали темнотой, и это им не нравилось. Один счастливчик, шедший сразу же за фра Пиетом - обычно такое соседство отнюдь не считалось удачей, - был совсем рядом с факелом, а дальше тянулась цепь людей. Шедший за Олдо Маррон больше не чувствовал ни стен вокруг, ни крыши над головой. Вокруг была только вязкая ночь, ворвавшаяся даже в это святое место, нарушившая естественное равновесие, величайший подарок Господа своим смертным подданным. Это казалось ересью, богохульством, вопиющей несправедливостью; уж где-где, но здесь свет должен был быть братом тьмы, уходящим на закате, однако не сокрушенным, не изгнанным навек.
И не одно послушание заставляло Маррона опускать голову, шагая вслед за Олдо. Он был охвачен страхом, избавиться от которого не помогало даже присутствие стольких братьев вокруг; юноше казалось, что он находится в присутствии чего-то неизвестного, что способно перевесить цели Самого Господа, а быть может, это было отсутствие Бога, заполнившее весь этот зал - или оставившее его столь пустым.
Наконец фра Пиет широко взмахнул факелом в сторону, и отряд увидел ряд коленопреклоненных братьев. Медленно, осторожно приблизившись, касаясь друг друга, сталкиваясь плечами, отряд образовал еще одну линию. Маррон почувствовал не только плечо Олдо, но и его холодную руку, и изо всех сил сжал ее. Они вместе опустились на колени, и остановиться было почти так же приятно, как пожать руку друга. Повернув голову в надежде увидеть под капюшоном лицо Олдо, Маррон вместо этого заметил, как стоявший в конце ряда фра Пиет размахнулся и ударом загасил факел о каменные плиты пола. И это уже приятно не было. Маррон крепче сжал пальцы Олдо.