— Я вижу, — заметил Кайтай, потихоньку улыбнувшись.
— У меня есть средство от пореза, — сказала Зельза, — если…
Оуэн посмотрел на нее, будто впервые увидел. Затем покачал головой и попятился:
— Благодарю, любезная мадам… но… я ни в чем не нуждаюсь. На мне все быстро заживает. Мне ничего не нужно… только… еще вина. Кайтай, сколько я ни пью, призраки… все еще здесь. — Он затряс головой. — Кайтай, Кайтай… я должен… туда вернуться. Мне надо… снова принять эту твою проклятую травку. Снова увидеть…
Кайтай покачал головой:
— Нет, друг Оуэн. Гафта уносит человека в сновидения, но только по одному разу в каждую из его прошлых жизней. Тот сон уже не вернуть. Никогда.
— Колдун, — пробормотал Оуэн, — тот чертов колдун. Он обещал вернуть меня туда… а иногда я слышу звон колокола… Царица табора, в твоем красочном дворце… на колесах не найдется ли пары кувшинов вина?
— Зайди. — Зельза повернулась и поднялась по ступеням в кибитку. Внутри засветился огонек, и желтый свет заструился из открытой двери. Оуэн, осторожно ступая, последовал за ней, но, запнувшись на пороге, с грохотом упал внутрь.
— Уф! — послышался изнутри его голос. — Прошу прощения, мадам. Но где же вино…
Зельза темным силуэтом появилась на пороге и сверху вниз посмотрела на Кайтая.
— Я дам ему цыганского вина, которое прекратит все сновидения, на время, — тихо сказала она. — Оставь его мне.
Кайтай медленно пошел сквозь тьму обратно в гостиницу, по коридорам и наверх, в свою комнату. Свеча почти совсем догорела — осталось только слабое желтоватое мерцание в лужице воска. Он закрыл дверь и сел на кровать. Глаза его не отрываясь смотрели на мешок, содержавший непрочитанную рукопись. Когда свеча потухла, он медленно откинулся назад, заложив руки за голову.
4
Дом Мирдина Велиса стоял на остроконечном мысу, врезавшемся далеко в бухту Мазайна. Со стороны города дом ограждала высокая гранитная стена — под ней проходила дорога к причалам, уже с утра забитая повозками и телегами, матросами и торговым людом. Две другие стены круто обрывались в черную воду, из которой угрожающе поднимались острые, как пики, старинные сваи. Это был не тот дом, в который легко войти: ходили слухи, что когда-то давно предприимчивые воры попытались проникнуть в него, но им был оказан соответствующий прием. После этого, в течение многих лет, никто не осмеливался красть у Мирдина Велиса.
Дом был очень старый, и никто не мог бы точно назвать время его постройки, кроме того, что он, возможно, был старше самого города. Это было высокое мощное строение из черного гранита, изощренно украшенное письменами на загадочном языке и изваяниями невиданных в природе зверей. Окон в доме не было, если не считать небольших стрельчатых оконцев на башне. Временами в них вспыхивали разноцветные огни, и рыбаки, заплывавшие в бухту, старались держаться подальше от этих пугающих маяков.
Вокруг дома был сад с редкими травами и деревьями, выращиваемыми для нужд, объяснение которым мог дать только сам Мирдин Велис. Слуги были неразговорчивы — те немногие из горожан, кому доводилось видеть их вблизи, сомневались, способны ли те вообще говорить. Неизвестно, были ли у них языки, но они, определенно, никогда не пользовались ими — молчаливые, всегда закрытые капюшонами, они беззвучно ухаживали за садом и работали в доме. Оказываясь в городе с каким-нибудь простым поручением, они ни с кем не говорили, а молча указывали костлявыми пальцами на то, что им было нужно.
Сам Мирдин Велис жил в этом доме так долго, что даже старейшие жители города не помнили, когда он там поселился. Выглядел он во все времена одинаково — с нестареющим лицом и фигурой юноши. Все правители Мазайна пользовались его услугами, и, должно быть, советы его были хороши, ибо Мазайн был богат, крепок и никакому врагу не удавалось взять верх над этим городом.
Помогал он и другим жителям города. Поговаривали, что любой мог обратиться к Мирдину Велису со своей нуждой или просьбой, и его желание исполнялось, однако за это всегда взималась соответствующая плата. Ее платили не деньгами, но чем — никто не мог сказать с уверенностью. Когда у Мирдина кончались деньги, он расплачивался за свои покупки золотом в новых, сверкающих слитках. Так что, видимо, он занимался своим необыкновенным ремеслом не ради денег.
Однако люди приходили к Мирдину только в случаях крайней нужды и почти никогда не посещали его вторично. Маленькая, выкрашенная красным дверь в обращенной к городу гранитной стене, служившая единственным входом в дом, открывалась очень редко.