Беспрерывно сотрясаемая, в сопровождении грома и гула, Железная Башня постепенно рассыпалась по плато. Облака пыли взвивались над некогда мощным и величественным сооружением. В них зловещим пламенем сверкали молнии.
Башня пала. Она выстояла осаду неспешно текущих эпох, но перед очистительным огнем богов она устоять не смогла. Отныне легенда о Башне уже не будет будоражить смертных, пробуждая в их податливых сердцах алчность и жажду власти.
Боги — если это действительно были боги, а не иная раса сверхразвитых существ, живших в иных измерениях, наделенных иной, за гранью человеческого понимания, властью и мудростью, — эти боги исчезли. По небу разлетелись сумрачные крылья урагана.
С трудом ковыляя по вздрагивавшему плато, открытый порывам ледяного ветра, швырявшим ч глаза и лицо мелким песком, Кирин чувствовал разбитость во всем теле, но вместе с тем и удовлетворение.
Дело сделано. Сердце уничтожено. И никогда уже не воспользуется им ни Зарлак, ни Королева Ведьм — кстати сказать, оба успевшие отойти в мир иной. Также не достанется оно никому другому, кто, может быть, рассчитывая на его власть, вынашивает свои злодейские планы. Вечной угрозы, исходившей от сердца, больше нет.
Прижимая к себе всхлипывающую девушку, Кирин испытывал незнакомое чувство нежности и душевного тепла. Он знал много женщин. Но не знал, что такое любовь, до сегодняшнего дня.
Рука, которой коснулся бог, по-прежнему болела. Возможно, онемение со временем пройдет. А может быть, она уже никогда не будет подчиняться ему с прежней легкостью. Ну и пусть, не важно. И хотя однорукий вор являет собой жалкое зрелище, рука — это сейчас не главное. На то богатство, что обещал ему Тревелон, он купит роскошную виллу на какой-нибудь райской планетке у границы с империей Валдамара. И наконец-то можно будет раз и навсегда забыть о своем криминальном призвании.
Однако на этом бывший вор не остановился. Теплая бархатистая щека девушки касалась его плеча. Шелковистые волосы, послушные ветру, ласкали его лицо. Пьянящий, тонкий аромат касался ноздрей. Кирин ухмыльнулся.
«Семейный человек обязан жить в ладах с законом», — подумалось ему.
Они не торопились.
А потом перед ними возникли неясные очертания обтекаемого корпуса: уловив приближение хозяина, корабль убрал защиту и снова стал видимым. Открылся люк, и через минуту все были в безопасности.
Их богатая на события история подошла к концу.
Ханнес Бок
КОРАБЛЬ ЧАРОДЕЕВ
ГЛАВА I
Ночной кошмар отступил, но качка не прекращалась, как и этот странный назойливый звук, похожий на позвякивание миллионов бутылок.
Он чувствовал только сильную боль — все тело горело, как будто его высекли или ошпарили. Тусклый свет, проникавший сквозь воспалённые веки, заставил открыть глаза. И тотчас нахлынула слабость, словно вампир из ночного бреда высосал все силы и бросил здесь умирать. Сморщившись от боли, он попытался поднять онемевшую руку, чтобы прикрыть лицо, но не смог и снова закрыл глаза. Жаркий солнечный свет, казалось, давил всем весом раскалённых добела лучей. Где же он всё-таки находится?
Человек снова осторожно приоткрыл глаза. Покачивало. Невольно представилось, что он лежит в колыбели гигантских ладоней. Его ослабшая рука соскользнула вниз и оказалась в ледяной воде. Он передёрнул плечами, и тут же застывшая кровь хлынула к венам, постепенно возвращая его к жизни. Вода? Попытка сесть отняла последние силы. Тяжело дыша от напряжения, он с трудом поднял голову и, скосив глаза, огляделся. Это движение сопровождалось странным потрескиванием. Он лежал на деревянной платформе, белой от сверкающей соли, а голова покоилась на спутанных, высохших морских водорослях, которые и шуршали при каждом движении. Интересно, где одежда? Итак, он плывёт на жёстком, пропитанном солью куске дерева, а вокруг — только лениво шевелящаяся вода, сливающаяся на горизонте с небом.
Как он оказался на этом обломке крушения, на этом плоту? Силясь что-либо вспомнить, человек нахмурился, и от этого незначительного движения лицо, казалось, пронзили сотни иголок. Он кое-как доволок руку до лба и прикрыл его. Видимо, лежал он так уже давно, если солнце спалило кожу до волдырей.
Постепенно возвращались силы. Сжав зубы, он опёрся на локоть, перекатился и сел. Теперь уже ничто не мешало осмотреться. Открывшаяся картина была малоутешительна. Журча и подпрыгивая, бесконечная рябь, словно играя и дразнясь, мягко подталкивала плот.