Замысел писателя особенно ярко проявляется в своеобразном композиционном приеме, на котором строится повесть: чередование двух пластов повествования — конкретного, будничного и отвлеченно-обобщающего. В произведении тесно сосуществуют два временных плана, ее лирический герой все время присутствует в двух ипостасях — наивный, открытый миру ребенок, непосредственно переживающий описываемые события, и умудренный жизненным опытом рассказчик, взирающий на них издалека, сквозь призму впечатлений, накопленных за долгие годы. Хайнесен отнюдь не стремится возвести непреодолимую преграду между прошлым и настоящим героя, он бережно сохраняет цельность образа, акцентируя неизменность основ его жизненной позиции, нерастраченный оптимизм и пытливый интерес к загадкам бытия, пронесенную через все испытания любовь к людям и веру в них.
В повести нет сюжета как такового. Цепь сменяющих друг друга эпизодов, близких по своему строю к новеллам, раскрывает перед читателем картину жизни приморского городка в начале нашего столетия, знакомит с судьбами его обитателей, вводит нас в круг их интересов и забот, посвящает в характер непростых взаимоотношений. Одновременно мы становимся свидетелями сложного процесса формирования человеческой личности, так как все изображаемое подается автором через восприятие ребенка, постепенно все более сознательно реагирующего на то, что происходит вокруг него.
Фрагментарность повествования входит в творческий замысел Хайнесена. В конце книги устами «Амальда Воспоминателя» он характеризует ее как «серию высвеченных беглым лучом картинок детства и отрочества». Внимание читателя фиксируется на событиях и фигурах людей, так или иначе поразивших воображение ребенка, пунктирной линией отмечающих его путь в поначалу таинственный и непостижимый мир взрослых отношений.
Временная дистанция, отделяющая рассказчика от изображаемых событий, делает психологически оправданным лирический тон повествования: картины далекого детства встают в памяти героя, как бы овеянные легкой дымкой грусти о невозвратно ушедшем прошлом — не случайно он называет свой рассказ «репортажем из Рая». Так же достоверно с психологической точки зрения рисует Хайнесен и непосредственную реакцию Амальда-мальчика на те жизненные впечатления, которые отлагаются в его сознании. С любовной бережностью воспроизводит писатель душевный мир ребенка, пытающегося с помощью фантазии найти для себя объяснение еще недоступных его уму понятий и явлений, населяющего окружающую его будничную действительность сказочными образами, рожденными его воображением. Тонко подмечает Хайнесен характерную для детской психики особенность — стремление защитить себя от столкновения со всем страшным, уродливым, печальным. Именно поэтому о событиях такого рода сообщается как бы мимоходом, истинная их сущность скрыта в легко угадываемом читателем подтексте. Так, с помощью полунамеков входит в повествование трагическая история семьи Стекольного Мастера, рассказ о несложившейся судьбе тети Амальда, об обстоятельствах, приведших к гибели дяди. Сознание героя показано в развитии, в становлении — по мере того, как взрослеет Амальд, меняется круг его интересов, расширяется диапазон наблюдений, в безоблачный мир ребенка все более настойчиво вторгается реальная действительность с ее сложными, не поддающимися однозначному решению проблемами.
Хайнесен обрывает повествование, подведя своего героя к той черте, за которой ему предстоит окончательно проститься с детством. Последняя часть повести, целиком отданная «Амальду Воспоминателю», представляет собой комментарий к изображенному ранее; в ней рассказчик корректирует свои детские впечатления, доводит до нашего сведения все то, что он не мог понять, а тем более предугадать в те далекие годы.
Подобно поэтическому рефрену, вплетается в ткань повествования символический образ Башни на Краю Света. Образ этот многозначен, содержание его меняется в соответствии с развитием мироощущения героя. Вначале горящий на вершине Башни огонь воспринимается как манящий призыв будущего, ожидающего героя где-то далеко, в Большом Мире. По мере того как в сознание ребенка проникают смутные, тревожные предчувствия, нарушающие представление о гармоничной стройности бытия, образ Башни обретает пугающие черты, а затем и вовсе разрушается — ведь мир оказался шаром и Края Света не существует. В конце повести образ Башни возникает вновь — но теперь уже как олицетворение прожитых лет, накопленного опыта, с высоты которого герой как бы заново видит и оценивает былое. Мерцающий свет маяка сливается с сиянием звезд, символизируя неразрывную связь единичной человеческой судьбы с бесконечным круговоротом жизни.