Станислав Тимофеевич Романовский
Башня над Камой
Глава первая. Кот Веденей
В обед, когда из-за духоты все окна в доме были открыты, прилетел толстый голубь, сел на подоконник и принялся ворковать басом, не упуская из вида кота Веденея, который заметно оживился при его появлении.
Хозяева — шестиклассница Галя и её отец Александр Николаевич — сидели за столом и пили холодное, из погреба, молоко. Как только прилетел голубь, они замерли и, не шевелясь, слушали его музыку.
— За душу берёт, — шёпотом признался отец. И повысил голос: — Откуда ты такой голосистый взялся?
— Из дальних стра-аан! — счастливо протянула Галя.
— Из дальних? — усомнился отец. — По-моему, он по-русски поёт.
— На голубином русском языке? — спросила девочка. — О чём он поёт?
Отец ответил:
— Весть какая-то будет.
Бочком, не прерывая песни, голубь подвигался вдоль подоконника к столу, что стоял в простенке между окнами. Вот он только-только собрался перепорхнуть на столешницу, на хлебные крошки, как кот Веденей прыгнул на птицу. От испуга или по нечаянной храбрости голубь захлопал крыльями, угодил по носу коту Веденею и сбил его с прыжка.
Мяк!.. — Кот ударился об пол, посмотрел на подоконник, где голубя уже не было и дрожало одно сизое пёрышко, тоскливо зевнул и, прося пожалеть, стал тереться о Галины ноги.
— Тебя не кормят, что ли, Веденей? — выговаривал Александр Николаевич. — Завидущие твои глаза.
Кот мурлыкал всё звонче, и в мурлыкании слышалась просьба отпустить ему грехи.
Хозяин, добрея, объяснял:
— Твоё дело мышей ловить, а не на голубей зариться. Худой ты. Избегался весь. И в кого такой уродился?
Действительно, Веденей был тощим существом, словно не кот в годах, а котёнок на выросте, и шуба на нём, если не считать коричневых полос, была неопределённого цвета. Он тщился понять: что, в конце-то концов, надобно этим людям?
Сами-то они знают?
Девочка посадила его на колени. Кот подогнул лапы, зажмурил глаза. Она гладила его и приговаривала:
— Полосатенький ты мой! В тельняшке… Боцманом был… на пиратском корабле… Пил ром, сколько душе угодно…
— В море, — строго напомнил отец, — сухой закон.
Всю свою взрослую жизнь отец плавал по Каме на совхозном катере «Орион» и, как и все камские речники, считал себя моряком. Это Гале было понятно, и, будь она капитаном «Ориона», она звала бы себя морячкой: Кама — чем не море?
А Веденея она котёнком нашла в овраге на снегу, выходила, вырастила и придумала, что это — не рядовой кот, каких миллионы на планете Земля, а боцман разбойного брига, что немало повидал на своём веку. За прегрешения был обращён в кота и отправлен ловить мышей в Прикамье.
— Папочка, — сказала она с нежностью, — ты не сердись на меня. Кот Веденей — не заслуженный моряк. Он — обыкновенный пират…
— Тут я — пас, — рассмеялся отец. — За версту видно: пират. Раньше я понять не мог, откуда у него такие выходки? На голубя прыгнул. А голубь больше его…
Девочка проговорила загадочно:
— А я знаю, какую весть голубь принёс.
— Какую?
— Сказать?
— Скажи.
— Сказать?
— Скажи! Не томи душу!
— Не томить?
Не сводя глаз с отца, Галя с торжеством провозгласила:
— Кино привезут! — И огорчилась: — Не этого ждёшь?
— Не этого…
— А чего?
Отец помялся и выговорил:
— Гостья должна быть.
— Да?..
— Я тебя с ней познакомлю.
Галя поставила кота Веденея на пол и молча вышла из дому. Отец спросил вдогонку:
— Ты куда?
— По орехи.
— Они не поспели…
Не оглядываясь, девочка шла прочь от дома. Дом их на окраине деревни Котловки выходил крыльцом в заброшенный сад. Сейчас до созревания плодов было далеко, и они походили больше на ягоды, чем на яблоки. Из сада тянуло яблоневым жаром, и жар этот опалил глаза девочке. Слёзы сразу прихлынули к векам и обожгли их. Какое-то время ничего не видя, не узнавая знакомых яблонь, Галя бежала по тропинке в сторону зелёной горы по имени Котловская шишка.
Гора эта — вся в орешинах — снабжала орехами все деревни в округе.
«Да бережёт белкам, барсукам, бурундукам, — бывало, говаривала мама. — Да на развод оставляет. Придут внуки по орехи, и им хватит. Не хватит, так останется».
А как мама умела готовить орехи! Калёные, они не боялись порчи, всю зиму кормили семью и были слаще сахара.
Когда это было-то?
Да и было ли?
Было. При маме.
Мама умерла в марте, когда Галя ходила в школу — в первый класс. Девочка думала, что мама ушла не навсегда, она ещё придёт — в белой шали — и голосом, хрипловатым с мороза и всё-таки певучим, скажет: