Выбрать главу

Она зажала рану ладонью, вскочила на ноги и задела за верёвку с рыбой. Лещи закачались и зазвенели, как золотые щиты. Свободной рукой Галя остановила верёвку, спрятала в карман серьги, зеркальце, катушку с нитками и иголкой, закрыла за собой творило, вышла на улицу и спустилась к Каме.

Здесь на струе, где были живуны, бил жерех — хищная рыба, что любит воду чистую, приточную. Жерех дожидался, когда мальки соберутся в стайку, и хвостом, как кнутом, хлестал по воде. Брызги вместе с мальками летели во все стороны, и короткое эхо вторило удару. Оглушённых мальков жерех подбирал беззубым ртом, насыщался, да никак не мог насытиться.

Камской водой Галя промыла ухо, лицо, шею, заклеила рану сочным, без изъяна, листом подорожника и почувствовала, как он снимает боль.

Она подышала на мамино зеркальце, потёрла его о платье, бочком, так, чтобы не видеть заклеенное подорожником ухо, заглянула в зеркальную гладь. Оттуда на неё глянули огромные, омытые болью и радостью жить глаза, и в душе она улыбнулась им.

И они улыбнулись ей тоже.

Галя распрямилась.

У её ног, сверкая и туманясь, бежала сильная, вольная река и звала в дальние страны.

— Кама! Камушка! — сказала ей Галя. — Реченька моя быстрая! Знаешь ли ты, о ком я думаю? Я хочу, чтобы дома было счастье. Больше пока я ничего не хочу и не попрошу у тебя. Я всегда постараюсь быть с тобой, и если когда-нибудь я уеду, то буду скучать без тебя и вернусь к тебе, милая моя, светлая! Сделай так, чтобы отец и Екатерина Васильевна были счастливы. Хочешь, я даже в мыслях не буду звать её мачехой? Она до конца не заменит мою маму, но что делать, что делать? Я хочу, чтобы люди жили хорошо, Кама-Камушка! И когда мне будет грустно, я буду приходить к тебе, ясная моя, чистая!..

Бил жерех. Течение сносило и прибивало к берегу, к ногам девочки оглушённых мальков. Они лежали на боку и белели, как пена. Постепенно рыбки приходили в себя, поворачивались вверх спинками, шевелили хвостами и, осознав, кто они и где они, уходили в глубину.

И опять бил жерех. На струе синевато-серое тело рыбины сгибалось в тугое кольцо, вымётывалось и молнией било по воде, так что брызги вместе с мальками походили на искры, будто жерех хотел, да не мог поджечь эту бурую от предосенних облаков и глины бегучую воду.

Галя постояла на берегу, послушала удары рыбы и пошла в сад.

Глава девятая. Яблоко согласия

Сад был общий для всей деревни, большой и заброшенный. Его никто не охранял да и особенно не беспокоил, и сад рос вольно. Ограда, чёрная от дождей и времени, обрушилась, и ежевика напополам с хмелем оплела её. Здесь постоянно что-то шуршало, и шуршание это наводило страх даже на кота Веденея.

Некоторые яблони в саду умерли — от морозов или от старости. Подождав несколько лет и убедившись, что они не отойдут и не зацветут никогда, отец топил печь их алой древесиной, отчего и среди зимы в избе нежно пахло яблоками.

Многие же яблони были живые, и Галя знала каждую в лицо и называла по имени, а то и величала по имени-отчеству: Чаша. Ладонь Ивановна. Сороконожка. Осьминог Титович. Василиса Прекрасная. Принцесса. Принцесса на горошине. Петух. Бабушка Ионишна…

Галя шла среди яблонь по траве. В ней пробивались малые яблоньки — дети, внуки, а то и правнуки старых деревьев. Плодов на молоденьких яблоньках не было.

Да и когда ещё они будут-то?

А вот на больших деревьях яблоки были. Их румянец — несмелый и диковатый — отсвечивал зеленью. Девочка попробовала одно яблоко на зубок и, сморщившись от горечи, бросила в траву.

Оттуда выскочил заяц-русак, посидел, рассматривая Галю то одним выпуклым оком, то другим, и, не торопясь, ускакал на длинных ногах, как на ходулях.

— Как ты меня напугал! — воскликнула девочка. — Да большой-то какой. С козочку.

На соседнюю яблоню опустилась стая светлогрудых дроздов. Теперь всё дерево от вершины и до комля пело, щебетало, отливало птицами, словно пернатыми плодами. Сквозь них проглядывали красные яблоки. Эта яблоня — Бабушка Ионишна — была здоровой и благодарной, потому что за ней присматривала Галя, и если не каждое лето, то через год-два приносила много плодов, налитых солнцем и мёдом по самый черешок, так что и черешок хотелось съесть вместе с мякотью.

Вдруг стая снялась с Бабушки Ионишны и, на миг закрыв небо перед девочкой, улетела в другой конец сада. Качались яблоневые ветви, и яблоки падали на землю с подскоком.

Мяк!.. — это большим яблоком попало по лбу коту Веденею, что крался в траве и вспугнул дроздов.