— Кирилл, — хрипло сказал Егор Саныч, не поднимая головы и не смотря в сторону Кира. — Кирилл, почему ты не сказал?
— Я думал… — Кир замялся. — Я думал, вы тогда не пойдёте.
— Я — врач! — неожиданно тонко сказал Егор Саныч. — Я обязан пойти к пациенту, даже если…
Он не договорил, наклонился ещё ниже. Кир не видел, что он там делает.
— Кто накладывал повязку? — по-прежнему не оборачиваясь, бросил Егор Саныч.
— Я, — отозвался Кир.
— Плохо сделал. Но всё равно молодец. Скальпель! Или хотя бы ножницы!
— Вот, — из-за спины Кира подскочила Катя.
Словно по волшебству откуда-то появился поднос с медицинскими инструментами. Кажется, его подал Сашка. Запоздало, вслед за удивлением, пришла мысль, что Катя вероятно всё подготовила, пока ждала их с доктором. Расторопность Кати, когда дело касалось её сестринских обязанностей, всегда поражала Кира. Откуда что и бралось в этой невысокой болтливой девочке, но, когда было нужно, она сосредотачивалась, собиралась, и на хорошеньком круглом лице появлялось решительное выражение, которое стирало всю Катину миловидность, но при этом странным образом ничуть её не портило. Может быть, потому что люди, берущие на себя ответственность в минуты опасности, не могут выглядеть некрасиво.
Всё это вихрем пронеслось в голове Кира, пока он смотрел, как доктор, разрезав и аккуратно сняв самодельную повязку, осматривает, всё больше и больше хмурясь, рану на груди Павла Григорьевича.
— Нужна операция, — наконец обернулся он к Литвинову. — При таком ранении, боюсь, до утра он не доживёт. Где Анна?
— Наверху. Будет только утром.
— Другие врачи? Ах да, сейчас же здесь ремонт. Зовите коменданта ближайшего этажа. Надо организовывать срочную транспортировку… — Егор Саныч принялся перечислять все возможные действия, но тут же осёкся, не столько под тяжёлым взглядом Бориса Андреевича, сколько от внезапно пришедшей догадки. Он зло сощурился и выпалил в лицо Литвинову. — Что, боитесь, да? Что вас здесь обнаружат? Вдруг выяснят, что вам каким-то чудом удалось избежать казни, хотя, конечно, понятно каким, и снова отправят наверх, чтобы на этот раз уже наверняка довершить начатое? Так боитесь, что готовы рисковать даже его жизнью? — Егор Саныч мотнул головой в сторону Савельева.
Литвинов закусил нижнюю губу, посмотрел прямо в глаза доктору и медленно произнёс:
— В Павла стреляли. Мы знаем исполнителей, но не знаем заказчиков. Обратимся сейчас к коменданту этажа, любого, и что? Вы правы, меня тут же арестуют. Кто останется с Павлом, чтобы защитить его от тех, кто его не добил? Вы? Эти желторотые пацаны? Может быть, эта девочка? Ну, кто?
Егор Саныч сердито засопел.
— Нужна операционная, — буркнул он. — Ещё мне нужны ассистенты. Инструмент, я вижу, уже здесь.
— Можно подготовить мобильную операционную, — быстро сказала Катя. — А ассистировать могу я. И Кир.
— Хорошо.
— Погодите, — Литвинов с сомнением посмотрел на Егор Саныча. — А вы точно сможете?
— Я бывший хирург. Правда, не практикующий уже больше десяти лет, — Егор Саныч вперил свои светлые глаза в лицо Литвинову и зло усмехнулся. — Но выбора-то у вас нет, так? Поэтому молитесь богу…
Остальное Кир помнил смутно. Он всё делал, как в тумане. Подавал инструменты, каждый раз вздрагивая от резкого окрика Егор Саныча, часто путал, совал не то и не так. Наверно, от него было больше вреда, чем пользы, но почему-то его не прогоняли, и он, чувствуя дрожь в ногах, то ли от страха, то ли от волнения, продолжал оставаться в операционной, в которую стараниями Кати превратилась комнатка Литвинова, и боялся только одного — как бы не упасть. Не растянуться прямо здесь.
Он не упал. И когда всё закончилось, с удивлением обнаружил, что всё ещё на ногах, хотя ног он уже не чувствовал.
Кир вышел вслед за Егор Санычем. И сразу же перед ними возник Литвинов — его и Сашку доктор выгнал в коридор на время операции.
— Что?
— Пулю мы достали. Чуть левее и выше и было бы задето лёгкое, а так, считайте, ему повезло, — доктор говорил медленно, странно растягивая слова. И Кир, сгорбившийся под тяжестью своей усталости, вдруг кожей ощутил колоссальное напряжение этого уже немолодого человека, его страх и наконец-то пришедшее облегчение от того, что всё уже позади.
— Паша… он жив? — и, не дожидаясь ответа, прочитав его на усталом лице доктора, Литвинов неожиданно запрокинул голову, крепко зажмурился, словно силясь сдержать подступившие к глазам слёзы, и выдохнул. — Пашка… чёртов дурак!