«Нет, ну в самом деле, — говорил себе Сашка. — Что такого страшного случится, если я выйду и скажу Юрию Алексеевичу, что всё слышал. Ведь, не убьют же они меня?». И тут же содрогался, вспомнив, что Кравец и Рябинин, как раз и обсуждали, деловито и хладнокровно, убийство генерала Ледовского, Вериного деда, человека, далеко не последнего в их Башне. И если им ничего не стоит убить Ледовского, у которого в охране человек сто (Сашка считал, что не меньше), то, что для них какой-то там пацан — прихлопнут и не заметишь. Или будешь всю жизнь повязан по рукам и ногам. Хотя… разве он и так не повязан…
После того, как тогда, в кабинете следователя ему обрисовали подробно, что от него ждут, Сашка, как бы это абсурдно не звучало, даже воспрял духом. В любом случае, если он и завербован, то на этот раз теми, кто стоит у руля, а такой расклад получался всё-таки менее опасным, чем, если бы это было наоборот. И вот теперь выясняется, что всё немного не так, как выглядело до сегодняшнего дня. И то, о чём он докладывал Рябинину о Кравце (а Сашка делал это регулярно), неминуемо становилось известно самому Кравцу, и, следовательно, если вся их оппозиция однажды одержит верх, то… Что следует за этим «то», Сашке думать не хотелось. Хотя, стоя за портьерой и ощущая боль в затёкших ногах, его всё же больше волновало будущее в краткосрочной перспективе, которое тоже, судя по всему, было отнюдь не радужным.
Сашка уже совсем было собрался с духом, чтобы выйти из своего укрытия, как вдруг услышал, что Юрий Алексеевич, до этого мерно сопевший в своём кресле, вдруг завозился и даже негромко выругался.
Видеть Сашка его не мог — портьера была плотной, но он отчётливо слышал, как Рябинин поднялся и, тяжело ступая, куда-то пошёл. Сашка решил, что вглубь квартиры, может, в спальню, но почти сразу же, вслед за шаркающими шагами Юрия Алексеевича, хлопнула входная дверь. Сомнений быть не могло. Дверь рябининских апартаментов была тяжёлой, массивной (Оленька как-то вскользь упомянула, что она сделана из настоящего дерева, обитого прочным композитным материалом), и её вообще редко кому было под силу удержать. Поэтому хлопала дверь от души, и звук, резкий, закладывающий уши, эхом разносился по всей огромной квартире, отзываясь бряцаньем хрустальных подвесок на вычурной люстре в гостиной Рябининых и надрывным стоном тонкостенных фужеров за мутным стеклом старинного шкафа из красного дерева с украшенными детальным орнаментом золотыми ручками.
Сашка, было подумал, что вернулась горничная. Эта девчонка, как и многие, не справлялась с тяжёлой дверью, отчего регулярно получала выговоры от Натальи Леонидовны. Сашка не раз и не два становился свидетелем того, как Оленькина мать устраивает выволочки своей прислуге. Но прошло несколько минут, а в апартаментах было подозрительно тихо.
«А вдруг всё-таки Рябинин ушёл?» — подумал Сашка, не в силах поверить своей удаче, и, набравшись храбрости, вдохнув в себя побольше воздуха, решительно вышел из-за портьеры.
Гостиная была пуста. Сашка, понимая, что мешкать не стоит, быстро юркнул в прихожую, ещё раз с облегчением выдохнул, увидев, что и там никого нет, и почти бегом покинул квартиру Рябининых.
На его счастье, эта квартира, как и все остальные на верхнем уровне, запиралась на электронный замок — чтобы открыть дверь снаружи требовалась магнитная карта-пропуск, а изнутри достаточно было нажать на кнопку в стене. Так что выйти из квартиры труда не составило, а дверь автоматически захлопнулась, как только он оказался за пределами апартаментов. Сашку мало заботило, что подумает горничная, вернувшись домой, он вообще о ней не думал. И об Оленьке, которая будет ждать его сегодня, он тоже не вспоминал. А вот что его теперь действительно волновало и тревожило, так это то, что ему делать с той информацией, которая не предназначалась для его ушей, но которая вдруг стала ему известна.
Пусть сами разбираются, это их дело, их дрязги, их интриги и их борьба за власть. Его это не касается и не может касаться никоим образом. Кто он такой? Всего лишь студент. Стажёр административного управления. Может и честолюбивый, но его амбиции более чем скромны, он не претендует ни на что такое. Самое оптимальное, если его вообще не будут трогать. Оставят в покое…
Так или примерно так думал Саша Поляков, сидя на кровати в своей тесной комнатке.
Но чем больше он думал, тем больше понимал, что невольно, по собственной глупости и в результате стечения обстоятельств, он уже забрался так далеко, что отсидеться в стороне не удастся.