— Тебя не касается!
— Из-за этого, — подтвердила Катя.
— Ну ты дурак…
— За языком следи! — Кир вскочил на ноги. — Ещё врезать, да?
— Ну врежь, — Сашка тоже поднялся, встал вровень с Киром. Встретился с его потемневшими от гнева глазами. — Ну давай, врежь!
— Ребята, ну перестаньте! — почти взмолилась Катя.
Шорохов запыхтел, но отступил. Засунул руки в карманы, словно, это могло удержать его от того, чтобы не засадить Сашке между глаз.
— Ника целиком и полностью на стороне своего папочки. Такая же как он. Так что пусть катится ко всем чертям, очень она мне нужна, можно подумать.
— Я же тебе говорил, не надо ей говорить. Понятно, что она на стороне своего отца. Но может … — Сашка замялся, подыскивая слова. — Может, вы ещё и помиритесь.
— Поздно, — Кир зло усмехнулся. — У неё теперь другой.
— В смысле другой? Какой другой?
— А я знаю? Хмырь какой-то из ваших, верхних.
Как Кирилл Шорохов не старался скрыть, а всё равно в его словах за звенящей злостью слышалась боль. Она выпячивалась, лезла наружу, выплёскивалась вместе с грубыми и насмешливыми словами.
— Короче, пошёл я, — Кир обвёл их прищуренным взглядом. — В сестринскую. А вы тут развлекайтесь.
Сашка растерянно смотрел Киру вслед. Катя, поднявшись и обойдя стол, тихонько встала рядом, дотронулась до плеча.
— Он расстроен. Уже несколько дней. Потому и грубит.
Она провела ладонью по его руке. И эта неловкая ласка заставила Сашку вздрогнуть. Он повернулся, уже понимая, зная, что он сейчас сделает. И Катя тоже поняла. Подняла голову, потянулась ему навстречу, и Сашка, ещё не коснувшись её сухих потрескавшихся губ, но уже чувствуя их близость и сладость, вдруг отчётливо осознал, что ничего он Кате не скажет. Ни про подслушанный разговор о покушении в гостиной Рябининых, ни о той роли, которую его вынуждают играть те, кто сильнее, ни о своей никчёмности. Он просто хотел был сейчас с этой девочкой, простой, бесхитростной, а всё остальное… всё остальное подождёт.
Они целовались в пустом и полутёмном больничном коридоре и не слышали, как Кирилл Шорохов вернулся из сестринской за забытой на столе книгой.
Кир остановился и уставился на Сашку с Катей. Эти двое были счастливы, вне всякого сомнения. А он… В носу противно защипало. Кирилл повернулся, и, стараясь не шуметь, отправился назад в сестринскую.
Глава 15
Глава 15. Ника
— Да, погоди ты! Стёпка, чёрт! Ну хватит уже!
Ника, громко хохоча, ворвалась в гостиную и со всего размаху плюхнулась на диван. Запрокинула красное от смеха лицо. Стёпка Васнецов приземлился рядом, закинул руку ей за плечи, мягко привлёк к себе. Ника обернулась. В Стёпкиных тёмно-серых, с лёгкой зеленцой глазах, оказавшихся вдруг совершенно рядом, плясали лукавые смешинки. Он не делал попыток притянуть её ближе, но и не отпускал — ждал, когда она сама решится. Смешливость постепенно таяла, выцветала, Стёпкино лицо стало серьёзным и совсем взрослым. И Ника испугалась.
— Не сейчас, — она отстранилась, аккуратно сняла его руку со своего плеча и, совершенно стушевавшись, пробормотала едва слышно. — Не торопи меня, пожалуйста.
***
Со Стёпкой Васнецовым всё закрутилось совершенно неожиданно. Прямо в тот день, когда Ника вдрызг разругалась с Киром.
Тогда Кирилл, конечно, превзошёл сам себя. Его грубая и совершенно детская выходка, это его «а иди ты, Ника, к чёрту», которое он бросил ей в лицо, поглощённый своими переживаниями и не думая о её чувствах, ударили с размаху, больно, как резкая хлёсткая пощечина. Злая обида, затопившая её, хлынула наружу вместе со словами, невольно сорвавшимися с губ, прямо ему в спину:
— Сам иди к чёрту, придурок!
Непонятно, слышал он или нет, она выкрикнула это не для него, а скорее для себя, расставляя точки над i, и подводя черту, за которую уже отказывалась его пускать, даже если бы он вернулся, просил прощения, даже если б… Но он не вернулся. И головы не повернул. Уходил от неё по узкой парковой дорожке, с прямой, натянутой спиной, злой, непреклонный, чужой.
И едва Кир скрылся из глаз, за поворотом, Ника расплакалась. Разревелась в голос. Как ребёнок.
Её никто и ничто не сдерживало. В этой части парка обычно было мало народу, не как в центре общественного этажа, который по выходным был так переполнен людьми, что найти там укромное место почти не представлялось возможным. Если бы Киру вздумалось выяснять отношения среди всей этой толпы народу, то нашлось бы немало желающих посмотреть на бесплатное представление. И, вряд ли, его бы это остановило. В последнее время всё к тому и шло, к такому финалу. Кир старательно изводил её, то глупой ревностью, то нелепыми комплексами. Она старалась сглаживать, пыталась, где можно, уходить от разговора или переводила его закидоны в шутку, но она устала. Просто устала. И сегодняшний его демарш, с нелепым обвинением отца и ещё более нелепым требованием, стал последней каплей.
Ника опустилась на мягкую газонную траву, подтянула ноги к подбородку и уткнулась лицом в коленки. Рыдания уже прекратились, и она просто сидела, тихонько всхлипывая, ни о чём не думая, потому что была не в силах думать. Иногда в голове проносились какие-то обрывки, разрозненные мысли — папа… дядя Боря… папа его укрывает у Анны…, между отцом и Анной… но всё это никак не желало складываться в цельную картину, да Ника и не старалась. Не хотела даже видеть и понимать всё целиком, потому что пока картинка не получалась, всё ещё существовала иллюзия ненастоящести, чего-то, что ещё можно преодолеть, повернуть назад…
— Ника, — кто-то мягко опустился рядом с ней на газон и тихонько коснулся руки. — Ника, не плачь.
Она оторвала заплаканное лицо от коленок, обернулась. Рядом с ней сидел Стёпка Васнецов, одноклассник. Кого-кого, а Васнецова Ника меньше всего ожидала здесь увидеть.
— Извини, я всё слышал, — Стёпка виновато улыбнулся. — Но я не хотел, правда.
— А ты чего здесь делаешь? — вопрос прозвучал грубо, Ника нахмурилась и покраснела. Глупо вышло, как будто Васнецову запрещено здесь находится. Но Стёпка, казалось, ничуть не обиделся.
— У меня здесь свидание было назначено. А она не пришла. Продинамила, — Васнецов слегка повёл плечами, всё ещё продолжая улыбаться. Стёпкина открытая улыбка действовала обезоруживающе, и Ника против воли почувствовала, что несмотря на всё произошедшее с ней, она готова и хочет ответить на эту улыбку.
— С Эмкой что ли?
Стёпка Васнецов и Эмма Вальберг, оба взрослые, видные, были самой красивой парой в школе. Их отношения были давнишние и абсолютно недвусмысленные, они их и не скрывали, мало заботясь, как это выглядит в глазах окружающих. Даже куратор их потока, Зоя Ивановна, известная поборница морали, и та закрывала глаза на то, что Васнецов время от времени оставался ночевать у Эмки в комнате.
— Да нет, не с Эмкой. Мы же расстались. Ещё до выпускных экзаменов, я думал, ты в курсе.
Ника была не в курсе. Стёпкино откровение заставило её на мгновение забыть и о Кире, и об отце.
— Ну в общем, получается, что типа мы с тобой сейчас оба брошенные.
Его слова больно кольнули, возвращая в действительность. Она закусила губу и отвернулась, но Стёпка, схватив её за руку и почти силком развернув к себе, заговорил, пристально вглядываясь в глаза:
— Ник, брось переживать. Они ж тебя не стоят. Оба.
— Оба?
— Ну да. Я говорю про этого, извини, понятия не имею, как его зовут…
— Кирилл, — на автомате вставила Ника.
— Ну пусть Кирилл, без разницы. И Поляков. Этот вообще пустое место, да к тому же стукач.
— Ну да, теперь все знают, что стукач, — Ника подняла руку, торопливо смахнула слезу со щеки.
— Да это и раньше все знали, — Васнецов говорил спокойно, ровно, не желая её поддеть. И Ника почувствовала, как постепенно успокаивается. — Тоже мне, великая новость. Помнишь, ту вечеринку у Эмки, с холодком…
— Это ты тогда наркоту принёс?
— Ну я, — не стал отрицать Стёпка. — В школьном туалете на переменах холодок толкали. Но не суть. В общем, Поляков тогда меня заложил.