— Павел Григорьевич, он не ошибается! — Стёпка Васнецов пришёл на помощь Сашке, потому что тот, рассказав всё, чему был свидетель, казалось, просто выключился, выдохся и теперь смотрел себе под ноги, не решаясь ни на кого поднять глаза.
— Возьми стул и сядь, — сжалился над ним Савельев. — Степан, подай ему стул.
Стёпка с готовностью выполнил просьбу и тут же, повернувшись к Павлу Григорьевичу, заговорил про рубашку Кира, её таинственное исчезновение и про пузатый портфель Рябинина.
— Видите, всё сходится!
— Сходится, — задумчиво согласился Савельев.
В комнате воцарилась тишина, все ждали, что скажет Павел Григорьевич, но он молчал. Вера не выдержала. Она чуть подалась вперёд, на её глазах снова блеснули слезы, и она зло выкрикнула:
— Ну что вы все молчите, а? Павел Григорьевич, и вы тоже! Скажите… сделайте что-нибудь. Неужели этому трусу вот так всё сойдет с рук? Если бы не этот гад… если б не этот стукач, дед был бы сейчас жив!
Павел Григорьевич внимательно посмотрел на Веру. Под его спокойным взглядом она замолчала, нервно закусила губу, но ярости и злости в её глазах не поубавилось.
— Всё не так просто, как тебе это представляется, Вера, — негромко сказал Павел Григорьевич. — Даже если бы… — он чуть запнулся, не смог сразу выговорить Сашкино имя. — Даже если бы Александр пришёл ко мне или к твоему деду сразу же после того, как услышал этот разговор, и всё рассказал, ему бы вряд ли поверили.
— Почему? — тихо спросил Марк.
— Потому что трудно, если не сказать — невозможно, поверить тому, кому ты не доверяешь.
Злость и ненависть в Вериных глазах уступили место удивлению и затем пониманию.
— Да, Вера, да. Представь себе ситуацию, когда к тебе приходит человек, которого ты считаешь стукачом, двойным агентом, и начинает рассказывать, что кто-то из тех, кому ты доверяешь, ну скажем… — Савельев обвел глазами ребят, остановился на Мите и чуть заметно улыбнулся. — Скажем, Митя. Так вот, приходит такой человек и говорит, что Митя замыслил против тебя что-то недоброе. Ты бы поверила?
— Нет, конечно!
— Вот видишь.
— Нет, ну погодите, — подал голос Степан. — Неужели вы не стали бы ничего выяснять? Ну хоть что-то.
— Стали бы, — устало согласился Павел Григорьевич. — Обязательно стали бы. Только вот методы, которые Алексей Игнатьевич использовал, они… как бы это получше сказать… не всегда приводили к выявлению истины. Силовое воздействие очень часто даёт только пятидесятипроцентную гарантию.
— Что это значит? — снова спросил Марк.
— Это значит, — насмешливо ответил Лёнька вместо Павла Григорьевича. — Что, если фактическая информация совпадает с тем, что хочет услышать тот, кто выбивает показания, то получается, подозреваемый скажет правду, а если нет, то выбитое признание будет полностью ложно. Пятьдесят на пятьдесят.
— Всё правильно, — кивнул головой Павел Григорьевич. — Насильственные методы несовершенны. А человек, из которого силой выбивают показания, часто говорит то, что от него хотят услышать. Вон Кирилл это хорошо знает. Да, Кирилл? — Савельев повернул голову к Киру.
Кир зябко повёл плечом. Воспоминания о первой в его жизни встрече с генералом Ледовским были не из приятных. Ника при словах отца нахмурилась, её тонкие брови чуть изогнулись.
— Кирилл как раз ничего вам и не сказал! — сердито выпалила Вера.
— Кириллу просто повезло. И…
На рабочем столе, прямо рядом с Киром, резко и тревожно зазвонил телефон. Кир вздрогнул, а Павел Григорьевич, прервавшись на полуслове, оторвался от спинки кресла, на которую он всё ещё облокачивался, подошёл к столу и снял трубку. Он не успел ничего сказать — на другом конце сразу заговорили, вероятно, о чём-то очень важном, потому что Савельев слушал, не перебивая. Наконец, по его холодному и спокойному лицу пробежала тень брезгливости, и он негромко произнёс:
— Вадим, ты пьян что ли?
От этих слов Кир неожиданно для себя засмеялся, но тут же заткнулся под взглядом Савельева.
— Что за чушь ты несёшь, Вадим?
Невидимый собеседник Савельева снова что-то заговорил. Кирилл, поскольку он стоял ближе всех, слышал голос, раздававшийся в трубке — торопливый, порывистый, но слов было не разобрать.
— Хорошо, — опять сказал Савельев, дождавшись паузы, образовавшейся в лихорадочном монологе, и с нажимом повторил. — Хорошо. Я приду. Да, в девять. Я понял куда, Вадим. Прекрати истерику.
Павел Григорьевич положил трубку, тяжело опёрся о край стола и постоял так где-то с минуту, видимо, переваривая полученную информацию. Потом выпрямился, засунул руки в карманы и неожиданно тепло улыбнулся всем.
— Ну, ребята, вы молодцы, что пришли и рассказали. Спасибо. А теперь… извините, мне придётся отлучиться — дела.
— Папа, ты куда-то уходишь? — Ника приподнялась с места.
— Ненадолго, рыжик. Вернусь, ты ещё спать не ляжешь. Степан, — Павел Григорьевич посмотрел на Стёпку. — Скажи отцу… а нет, не надо, — он махнул рукой. — Ничего не говори.
Он направился к двери, но проходя мимо стула, на котором сидел Сашка Поляков, остановился, внимательно посмотрел на Сашку и произнёс:
— Не знаю, решился бы я на твоём месте на такое признание. Честно — не знаю. Но… спасибо. Должен сказать, это смелый поступок, — и Павел Григорьевич вышел из кабинета.
***
До КПП Кирилла с Сашкой проводили Ника и Стёпка. Остальные решили ещё задержаться, и, наверно, им было что обсудить, но уже без Сашки. Вера, которую слова Павла Григорьевича мало убедили, процедила сквозь зубы, прожигая Сашку полным презрения взглядом:
— А теперь пусть убирается, — и зыркнула заодно на Марка, который на этот раз не решился никому возразить.
— Я тоже пойду, — Кир нащупал в своём кармане твёрдую фотокарточку Ники, провёл пальцами по гладкому пластику. Непонятно почему, но это успокаивало.
— Ты-то можешь остаться, это он пусть уматывает отсюда.
— Да нет, поздно уже.
Если бы остаться попросила Ника, Кир никуда бы не ушёл — и плевать на поздний час и на присутствие Васнецова, но Ника промолчала. Вернее, что было гораздо хуже, сказала:
— Пойдёмте. Мы со Стёпой проводим вас до КПП.
Ей совершенно незачем было идти и провожать их с Сашкой — они бы прошли и так, по Сашкиной отметке в пропуске, но она пошла, словно хотела самолично убедиться, что они уберутся с её этажа. Что он, Кир, уберётся. И, поняв это, Кирилл вспыхнул и резко отвернулся.
— Ты к себе сейчас? — поинтересовался Кир у Сашки, когда они остались вдвоём на общественном этаже.
За их спиной остался пройденный КПП и лестница, ведущая наверх, по которой уходили Ника и Стёпка. Кирилл не хотел смотреть, но всё равно смотрел. Васнецов протянул Нике руку, и она, не колеблясь, вложила свою маленькую ладошку в его большую и сильную ладонь, их пальцы переплелись, и это чужое нежное прикосновение больно царапнуло, снова вскрыв плохо заживающую ранку.
— Да, к себе, хотя…
Кирилл обернулся. Сашка озабоченно рылся по карманам.
— Чёрт, — он поднял глаза на Кира. — Я, кажется, ключи от квартиры в больнице забыл. Вынул зачем-то, как дурак, из кармана, и, наверно, оставил там в палате, на тумбочке.
— Ну ты даёшь! Пойдём вниз тогда. Может, ещё успеешь до комендантского часа туда и обратно.
— Успею, наверно, — Сашка сказал это так обречённо, что Кирилл всё понял. Поляков боялся встретиться там с Катей.
— Ладно, пошли. Чего теперь, — Кир хлопнул Сашку по плечу. Тот вздрогнул и выдавил из себя что-то похожее на улыбку.
Красные цифры часов над будкой КПП, рядом с которой они стояли, показывали начало девятого. С общественного этажа ещё можно было уехать на двух лифтах: северном или восточном.
— Погнали на северный!
Кир, на дожидаясь Сашкиного ответа, развернулся и побежал. Ехать на восточном лифте, на котором по вечерам отвозили мусор на подземный уровень, к мусоросжигательным печам — двадцать минут трястись среди вони мусорных пакетов — не больно-то хотелось. А северный лифт должен быть отправиться буквально через пять минут.
Они успели. Забежали в лифт почти самыми последними. На их счастье, охранник, проверявший их пропуска перед тем, как пропустить в лифт, сделал знак лифтёру подождать, и тот, хоть и покривился недовольно, но ослушаться охрану не посмел.