— Отец прямо сказал, что ему пришлось поступиться своими принципами, потому что ему поставили условия. Этот новый правитель Ставицкий или Андреев, чёрт, я так и не понял, какая у него на самом деле фамилия, и почему так.
— Ставицкий, если верить метрике, и Андреев по факту рождения, — машинально сказал Сашка и тут же поймал удивлённый Стёпкин взгляд. — Я тебе всё расскажу, ты продолжай про отца лучше. Извини, что я перебил.
— Ну а что продолжать? Этот Ставицкий поставил отцу условия, что если он не согласится, то ему придётся развестись с мамой, потому что у них нет общих детей. Вот родили бы они общего ребёнка, тогда бы… а я…
Стёпка обхватил голову руками, запустил пальцы в густую шевелюру, нервно сжал и замолчал, закусив губу, и… прежний самоуверенный красавец Васнецов, которому Сашка всегда немного завидовал, исчез. Пропала некая нарочитость, подчёркнутая наигранность, лакированность, которая проскальзывала даже, когда они ночевали в вонючем обезьяннике, и теперь рядом с Сашкой сидел семнадцатилетний пацан, растерянный и не знающий, как себя вести. А до Сашки внезапно дошло: вот оно — то, что выбило почву из-под Стёпкиных ног. Всё остальное, возможное предательство Мельникова, отца Стёпки, его новое назначение — все это было вторичным, а вот это, застрявшее так и невысказанными словами — главным.
Вряд ли Сашка мог сказать, что он понимает до конца Стёпкины чувства — ведь для этого нужно было быть приёмным, а Сашка, как ни крути, был родным ребёнком — но боль приятеля и его обиду он почувствовал остро и явственно и, почувствовав, неожиданно положил руку Стёпке на плечо и ободряюще сжал. И этот невольный жест единения оказался нужен им обоим — он наконец-то скрепил то, что зародилось в грязной каморке на тридцать четвёртом этаже, когда они сидели на коленях перед умирающим Шороховым, разрывая на узкие полосы свои майки и рубашки, делая то, чего от них никто не просил, и то, что так настойчиво требовали их сердца.
— Вот видишь, — мягко проговорил Сашка. — Это многое объясняет.
— Ничего это не объясняет, — Стёпка упрямо склонил голову. — Видеть его не могу. И жить с ним не хочу и не буду. Он там принципами своими поступается, а эти Нику заперли. Чёрт!
Стёпка вскочил, повернул к Сашке своё горящее лицо.
— Саш, они же Нику заперли. Ну этот, Ставицкий.
— Нику? Где заперли?
— В её собственной квартире. Мама сказала, что туда охрану приставили, и к ней теперь никого не пускают. Им Вера рассказала, она всё видела. Нику привели какие-то военные и теперь держат под охраной. А вдруг её убьют, Нику убьют?
— Погоди, — Сашка остановил его. — Сядь, пожалуйста, не скачи. И успокойся. Нику не убьют.
Стёпка удивлённо уставился на Сашку, а потом медленно опустился на кровать.
— Сам рассуди. Этому Ставицкому незачем убивать Нику. Скорее всего, он её держит как заложницу. И это хорошо.
— Хорошо? — не понял Стёпа. — Чего здесь хорошего?
— Извини, я не так выразился. Конечно, это плохо, что её держат взаперти, но хорошо то, что она жива. Ты сам вспомни, что мы думали вчера, когда нашли там этих… и Кира. А ещё хорошо то, что это значит, что Савельев жив. И все, кто с ним ушли на АЭС, скорее всего, тоже живы. И Литвинов, и Анна Константиновна и… Катя.
Сашка слегка запнулся — каждый раз, как он вспоминал Катю, его охватывала тоска и чувство вины перед этой девочкой. А ещё тревога, которая была готова в любую минуту перерасти в страх, и Сашке приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы это не произошло. Почему-то даже то, что его не пустили на шестьдесят пятый, где жили родители, и не дали повидаться с мамой, которая наверняка сейчас места себе не находит, не беспокоило его так сильно, как Катя, которая неизвестно где, и бог его знает, какие опасности там её поджидают.
— Почему? — вопрос Стёпки отвлёк от дум о Кате.
— Ну, потому что иначе, зачем им Ника? Она же сама по себе кто? Студентка-стажёрка. Если бы её отец был убит, о ней бы и не вспомнили. А так — она им нужна, понимаешь? Как дочь Савельева. Чтобы через неё как-то повлиять на Павла Григорьевича. И знаешь, что…
Мысль пришла в голову неожиданно, выскочила сама собой, и, столкнувшись с ней, Сашка замолчал. Всё же было очевидно, а они, перебрав за прошедшую ночь столько всего и обговорив даже, казалось, совершенно незначительные вещи, как-то упустили из виду одну серьёзную опасность…
— Нам надо найти Кира, — выдохнул Сашка.
— Кира? Почему Кира? Его в больницу увезли, ну, наверно, там всё в порядке. Я надеюсь. Главное — Ника. Её надо как-то выручать.