— Папа, ты что?
Лицо Ники скривилось в гримасе ужаса и отвращения.
— Как ты можешь? Как?
Павел Григорьевич, недоумевая, смотрел на дочь.
— Кир, ты правда ему ничего не сказал?
Кир чуть повёл плечом.
— Тогда скажи! Говори прямо сейчас!
— Ника, да что такое? Я не понимаю, — Савельев переводил взгляд с дочери на Кира и обратно.
— Это я тебя не понимаю, — Ника покачала головой. — Я думала, ты другой. Справедливый. А ты! Тебе вообще никого что ли не жалко? Анна правильно говорила про тебя…
— Рыжик…
— Эти запертые люди на карантине пусть умирают, в Анниной больнице люди пусть умирают…
Ника отвернулась и снова заплакала. Павел Григорьевич попытался обнять её, но она оттолкнула его руку.
— Не трогай меня.
— Ника, давай обо всем спокойно поговорим дома, хорошо?
— Никуда я не пойду, пока ты людей не выпустишь. Там дети. Там у Кира родители… Ты сам всех запер, а теперь…
— Да что, чёрт возьми, происходит! — вспылил Савельев. — Кого я запер? Какой к чертям собачим карантин? Ну!
Он обернулся к Киру.
— Рассказывай!
— Ну, вы нас заперли на закрытом этаже… то есть по вашему приказу заперли всех контактирующих, так Егор Саныч сказал…
— Какой к чёрту Егор Саныч?
— В-в-врач наш, с этажа. Он сказал… — Кир запнулся, наткнувшись на искажённое гневом лицо Савельева.
— У тебя, парень, после встряски мозги совсем отшибло что ли?
— Давайте, Павел Григорьевич, мы ему ещё разок приложим, может, вправим, — засмеялся кто-то из парней разведотряда.
— Да вы что!
Ника бросилась к Киру, почти силком вытолкнула его на свет, уставилась в его лицо. Застыла на мгновенье, а потом протянула руку и дрожащими пальцами медленно провела по щеке, по разбитой губе.
— Кир…
— Да всё нормально, Ник, — он сморщился, попытался отвернуться. — Всё хорошо. И ничуточки не больно.
— Герой, — процедил Савельев. — Не больно ему… Вот что…
Он подошёл к Киру и Нике.
— Есть здесь, где присесть? Пошли. И всё мне расскажете. Про ваш… карантин.
Кравец лихорадочно соображал. Парень, о котором говорил Поляков, этот Кирилл Шорохов, тоже был из группы, отправленной на закрытый этаж. Он проверил два раза по спискам: ошибки никакой не было. Кирилл Шорохов, теплицы, шестой уровень.
— Вот же ж! — с губ сорвалось длинное ругательство.
Значит, парень какими-то путями добрался до верха. И более того, он знает Нику Савельеву, знает, где она. Это было невероятно. Совпадение или случайность из разряда фантастических, немыслимых, тех, что нельзя просчитать или спрогнозировать. Тут разве что, если повезёт, но Кравцу сегодня не везло.
Он выскочил в коридор, даже не дослушав до конца рассказ Полякова, и не успел — мальчишка уже уходил и не один, а в компании Веры Ледовской. Кравец едва удержался, чтобы не взвыть.
Куда Ледовская повела пацана? К Савельеву? К своему деду? Хотя это было примерно одно и то же, и парень в итоге попадёт туда, куда так стремился, если только ребята Ледовского не уделают его раньше времени — Кравец знал, как работают в этих кругах. Но главный вопрос, который его занимал сейчас, был не в этом. Главный вопрос — что делать ему, Антону? Предупредить Бориса? Ускорить выполнение приказа о ликвидации запертых на карантине? Что?
Кравец опустился на стул.
— Мне можно идти, Антон Сергеевич? — Поляков всё ещё торчал тут, у него.
— Иди.
Если предупредить Литвинова, что это ему даст? Лично ему — ничего хорошего. А вот плохого, пожалуйста. Борис запросто может повесить на него всех собак за карантин. Тем более, если люди будут уже мертвы.
Ну уж нет! Кравец снова вскочил на ноги. Это мы ещё посмотрим, кто и на кого что будет вешать. Так что пусть люди Савельева спускаются вниз. Пусть. Там их будет ждать он, Кравец, с отличными новостями. И с своевременно перехваченной бригадой зачистки.
Кравец улыбнулся. Кажется, пришло время сменить хозяина.
— Папа, ты правда к этому не имеешь никакого отношения, правда? — Ника, повиснув у отца на руке, заглядывала ему в лицо. — Ну скажи.
— Правда, рыжик. Не мешай.
— А кому тогда ты говорил: «будут сидеть там, пока не сдохнут»?
— Я такое говорил? Когда? — удивился Павел Григорьевич.
— Ну тогда, в тот день, когда к нам Анна приходила.