— А дальше чего?
— А дальше он такой типа говорит: че за херня вообще…
Звонкий девчоночий смех перекрыл Лёхин голос. Кир чуть поморщился. Он слышал эту историю в Лёхином исполнении миллион раз, и она не казалась ему смешной, даже когда Лёха рассказывал её впервые — рассказчик из приятеля был так себе.
Кирилл Шорохов сидел на полу в подсобном помещении сортировочной, вытянув ноги и прикрыв глаза. Где-то сверху монотонно гудела вентиляция, а за пластиковой перегородкой негромко переругивались какие-то женщины.
— Кир, эй, Кир, — Ленка Самойлова расстегнула несколько пуговиц на его рабочей куртке и медленно провела пальцем по груди, чуть царапнула острым ноготком. Прижалась к нему большой тёплой грудью. Он заворочался, отстраняясь.
Грудь у Ленки была здоровая. Сама вроде тощая, невысокая, а грудь… Нет, раньше Киру она даже нравилась, в смысле грудь нравилась, да и Ленка тоже, а потом как-то приелось.
— Чего вечером будем делать? К тебе пойдём? — Ленкин палец продолжал выписывать бессмысленные каракули на его груди.
— У меня родители дома. Давай к тебе.
— Не, у меня отчим эту неделю в дневную.
Кир чуть скосил на неё глаза, нехотя отметил про себя — врёт, наверно. Зачастил чего-то её отчим в дневную смену работать. Вообще, Ленкино враньё Кира не трогало. Их отношения давно зашли в тупик, просто они пока не знали, как бы их половчее закончить, и продолжали встречаться, вяло, по инерции.
— Кир, ну чего? Потопали? — из-за угла показалась белобрысая Лёхина голова. — Хватит уже зажиматься.
— Дурак, — скривилась Ленка.
Лёха Веселов заржал, растянул на пол-лица свой лягушачий рот, немало не стесняясь отсутствия переднего зуба. Лёха вообще был парень не из стеснительных.
— Пошли. А то сейчас Колобок прибежит, опять нам штраф впаяет.
Колобком они звали своего бригадира, маленького, толстого, с небольшими пухлыми ручками, увенчанными короткими пальцами-сосисками. У него всё было круглым: необъятный живот, лысая башка с аккуратно прижатыми к черепу ушами и гладкое безбородое лицо, которое обходила стороной любая растительность. Фамилия Колобку тоже досталась, видимо, в насмешку: Черепков. Словом, когда у подчинённых не было особого желания работать (а такое желание вообще возникало нечасто), они упражнялись в остроумии и игре слов.
— Сейчас, — Кирилл потянулся и зевнул.
Идти работать не хотелось. Хотелось сидеть тут, на грязном полу в сортировочной у девчонок, слушать гул вентиляции и ни о чём не думать.
— Шорохов! Веселов! — снаружи раздался раскатистый голос бригадира. Что-что, а бас у Колобка был будь здоров, проникал в любые щели. — Опять у девок торчите! А работать за вас кто будет? Кто?
— Конь в пальто, — пробормотал Кир, медленно поднимаясь. Ленка тихонько захихикала.
— И учтите, лодыри, на этой неделе последнее предупреждение! Надоело за вами по всему уровню бегать! Ещё одно нарушение и штраф!
Колобок катился впереди, размахивая своими карикатурно-маленькими ручками. Лёха с Киром плелись сзади.
— А чего сразу штраф-то? — возмутился Кир. — Мы вообще-то всё сделали.
— Чего вы сделали? Ну чего?
Колобок обернулся и почти уткнулся лысой башкой Киру в грудь. Шорохов был высокий, и бригадир едва доставал ему до плеча.
— Чего велели, то и сделали, — буркнул Кир.
Сегодня их с Лёхой заданием было окучить два десятка рядов картошки. Они осилили едва половину и свалили к девчонкам в сортировочную — отдохнуть и потрепаться.
— А чего? Имеем право на отдых, — заявил Лёха. — Законное.
— Дебилы, — Колобок устало помотал головой.
В свои девятнадцать лет Кирилл Шорохов слабо представлял, чего он хочет от жизни. Не работать — это точно. Во всяком случае не так, не на этих проклятущих грядках. Учиться, правда, ему тоже не хотелось.
Когда пять лет назад Кирилл окончил школу, с трудом одолев положенные семь классов, он буквально вздохнул с облегчением — век бы больше этот интернат не видать. Учёба ему не то чтобы не давалась, скорее уж было лень и неинтересно. К тому же в их компании ботаников не жаловали, за чрезмерную тягу к знаниям можно было и огрести, а Кир предпочитал быть на стороне тех, кто бьёт, а не тех, кого бьют. Родители его, конечно, были недовольны, особенно отец, но на отца не угодишь, ему всё, что бы Кир не сделал, было не так, да не эдак.
— Оболтус, — сердито вздыхал отец. — Другие, вон посмотришь, если не в библиотеку, то хотя в кино ходят, развиваются, а ты… только с девками по углам тереться, да с такими же дебилами малолетними по этажам бегать.