- Подскажите, почтенный, - вежливо попросил он, - не заходили ли сюда четверо мужчин при оружии, с которыми был бы мальчик лет пятнадцати.
- У меня много посетителей сегодня, - трактирщик задумчиво потеребил бороду. - Но если ты подкрепишь мою память звонкой монетой...
Денег у Михаэля не было. Совсем.
- Ну тогда, - хозяин развёл руками, - ничем не могу помочь.
Но его новый посетитель оказался настойчивым.
- А откуда ты знаешь, что я не колдун? Быть может, я прокляну тебя за твою жадность?
- Колдун - тоже мне! Иди отсюда, пока по-хорошему...
Михаэль прокашлялся:
- Призываю на тебя и весь род твой...
- Тише ты! - шикнул на него трактирщик. Огляделся испуганно - не услышал ли кто. - Тише. Клиентов мне распугаешь...
Вздохнул:
- Может и видел я тех, о ком ты спрашиваешь. Мальчишку они волокли связанным, наверное, воришка какой. Или от хозяина сбежал без спросу. Дочка говорит, они тут одну госпожу искали, спрашивали, где живёт...
Дальше можно было и не слушать - Михаэль и так знал, какую госпожу искали похитители - тётку Михаэлы. И как пройти к дому - худо-бедно, да помнил. Поблагодарил трактирщика, пообещал наколдовать ему удачу и вышел за порог.
Моросил дождь. Холодный, противный. Кости заныли от сырости. Нет, поистине Коморцы - отвратительный город: грязно, слякотно... В торбе лежала тёплая безрукавка, но не хотелось доставать её: промокнет, не в чем будет греться.
Михаэль замешкался перед крыльцом, собираясь с мыслями.
- Не стой на дороге! - прохрипел чужой голос.
Удар - несильный, видно старика хотели лишь подвинуть, но он не удержался на ногах и упал. Злость всколыхнулась, Михаэль схватился за клюку, чтобы отомстить обидчику. Тот даже не оглянулся, и прежде, чем дед смог подняться, уже скрылся за дверями трактира.
- Вы не ушиблись? - участливо спросил кто-то.
Проглотив едва не сорвавшееся с языка ругательство, Михаэль процедил сквозь зубы:
- Нет.
Крепкие руки помогли ему подняться и не спешили отпускать - пальцы давили на плечи едва не до боли.
- Да что же... - вконец разозлённый, Михаэль уж собирался сказать несколько добрых слов, что уже давно вертелись на языке, но поднял голову и... онемел.
Перед ним было широкое морщинистое лицо Любинского знахаря.
- Судьба благосклонна, - Асен был удивлён не меньше. Некоторое время просто смотрел в глаза человека, будто пытался прочесть в них нечто важное. Потом сунул руку за пазуху. Вынул что-то, пряча в кулаке, и потребовал:
- Дай-ка мне ладонь.
Михаэль послушно протянул руку и непроизвольно охнул, когда что-то нестерпимо-горячее коснулось кожи. Старый знахарь не позволил ему высвободить запястье, заставил крепко сжать пальцы, не обращая внимания на боль.
- Я искал тебя, - Асен говорил тихо и медленно, от голоса его становилось тепло, и Михаэлю казалось, будто он спит... Спит, и не может проснуться, в то время как кому-то так нужна его помощь. - Я искал тебя, и счастлив, что нашёл так скоро. Хотя новость, что я привёз, вряд ли тебя обрадует... Анхелика с Жозифом катались в повозке. Лошади испугались бешеной лисицы, понесли. Повозка перевернулась на мосту над оврагом. Они оба погибли - и Жозиф, и она...
Дождь стучал по навесу у крыльца.
"Какой странный, какой тяжёлый сон, - думал Михаэль. - Почему я не могу проснуться?"
Знахарь отпустил его руку, и Михаэль медленно разжал кулак: на красной от ожога мужской ладони чернел маленький остывший уголёк.
* * *
Михаэла устало опустилась на паркет перед запертой дверью. Колотить, сбить в кровь кулаки, просить до хрипоты милосердия у тётушки, умолять её выпустить - что может быть бесполезней? И всё же девушка пыталась - билась в дверь и кричала, пока не перестала узнавать собственный осипший голос.
- Ты - глупая, неблагодарная девчонка! - сказала тётка, презрительно глядя на грязную, в бедняцкой одежде с чужого плеча Михаэлу. - Ты должна до конца своих лет благодарить Бога за то, что послал тебе такого мужа, как Даяр: богатого, красивого, молодого.
- Он жестокий и злой, как цепной пёс! Он меня ненавидит!
- Ты преувеличиваешь, дитя, - тётка вздохнула, поправила выбившуюся из строгой причёски прядь. - А если он тебя и ударил разок - сама виновата. Значит, недостаточно послушна была, недостаточно угодлива... Знаешь ведь, ты не настолько красива, чтобы позволять себе капризы.
- Но тётушка!..
Однако родственница не желала выслушивать возмутительные речи от неразумной девицы, позорящей имя родителя и всю семью. Михаэлу заперли, и вспоминали только трижды в день: слуги приносили еду, и их было слишком много, чтобы позволить пленнице сбежать.