- Ну, это мы посмотрим, - дедок поднялся, распрямился, захрустев костями, и, опираясь на клюку, пошёл к двери. Его спутник, не желая оставаться в одиночестве, поспешил следом.
Приятная прохлада вечера ощущалась в воздухе. Солнце разливало золото заката, и в его мягком свете всё казалось тёплым, уютным. Добрым. Окутанные этим золотом путники - старый и молодой - вместе пошли вдоль дороги, свернули на соседнюю улицу. Там-то старик и постучался в калитку.
В первый раз им отказали, во второй тоже. Третий дом оказался куда более приветливым - гостей завели в горницу, отвели места на широких лавках, и даже за стол пригласили. Старик, видно, успел пожалеть, что потратил денежку в харчевне - здесь ведь накормят бесплатно и куда сытнее...
В сенях послышался негромкий шум: кто-то пришёл и говорил с хозяйкой, а вскоре перепуганная женщина появилась на пороге.
- Простите, гости дорогие, - она виновато развела руками. - Уезжаем мы. Дело срочное, уж не обессудьте...
Когда снова оказались на улице, старик только пробормотал удивлённо:
- Ишь ты!
Больше нигде их даже не пустили на порог.
- Что ж, не в первый раз в лесу под небом ночевать, - усмехнулся дед. Поёжился зябко: хоть и лето, а старым костям любая сырость - мука.
- Давайте в церковь пойдём, к батюшке попросимся, - предложил мальчик.
Дорога поднималась в гору. На фоне тёмного холма белые стены церкви служили хорошим ориентиром. Ночь окутала землю, влажный туман собирался в низинах, мягко касаясь своими прозрачными лапками бредущих вдоль засыпающих домиков людей. Теперь мёрз не только старик. Чтобы согреться, мальчишка то подпрыгивал на одной ножке, то принимался бегать вокруг своего медленно бредущего спутника.
До церкви оставалось немного, когда старик остановился - передохнуть.
- Слушай, мальчик... как тебя?
- Мих. Михаэль.
- Михаэль? - дед усмехнулся. - Тёзки значит. Ну-ну... Скажи, Михаэль, чего это люди испугались, как про Белую башню услышали?
- А как же не испугаться? - мальчик пожал плечами. - Ведь в Белую башню ходят только те, кто в своей жизни уже всё потерял. А это и есть самые страшные люди.
Старик призадумался на секунду и неожиданно рассмеялся, словно закаркал. И тут же закашлялся.
- Ой, дедушка, ну что же вы... - Мих заботливо поддержал старика под острый локоть.
- Страшные, надо же! - дед с трудом перевёл дыхание. - Это я-то со своей клюкой страшный? Ох и боягузы...
Мальчик, всё так же придерживая его за локоть, медленно повёл дальше. К белеющей впереди церкви.
- Не скажите, дедушка. А вдруг вы - колдун? Проклятье нашлёте или ещё чего...
На это у старика ответа не было.
- А зачем вы идёте в Белую башню, дедушка?
- А почему бы мне не идти туда, внучек? - как и раньше, в слове "внучек" Миху почудилась издёвка.
- Про Белую башню говорят у нас мало, - парнишка слегка запыхался, но зато успел согреться. Даже жарко стало. - Раньше люди чаще ходили к ней, и кто-то даже возвращался. Нянюшка рассказывала, что певец Филимон был когда-то простым рыбаком. Однажды в его деревне мор случился, мало кто выжил. Филимон потерял всю семью, и потому отправился в башню. А когда вернулся, он был уже не Филимон-рыбак, а Филимон-певец.
- Значит, он не зря сходил, - прокряхтел дед.
- Он - не зря, - Мих остановился ненадолго, перевёл дыхание. Видно, за сегодня старичок уже прошёл немало дорог, и теперь едва-едва переставлял ноги, даже опираясь на корявую клюку и сильное мальчишеское плечо. - А вот Витек из Вышеградской стражи как из башни вернулся - запил пуще прежнего, да так и умер под забором придорожного трактира.
- А он рассказал, что видел в башне? - заинтересовался дед.
- Нет, - мальчик вздохнул. - Вернее, он жаловался друзьям, что не нашёл там вообще ничего.
Дальше долго шли молча. Старик обдумывал слова молодого спутника, и уже перед воротами церкви сказал вдруг:
- Ты много знаешь, Михаэль.
- Слухом земля полнится, - ответил мальчик. - Что же вы, дедушка, не разузнали, как следует, о башне перед тем, как в путь отправиться?
- А зачем? - усмехнулся тот.
Мих подумал и согласился:
- Да как бы и незачем.
Прощаться - трудно всегда. Даже когда знаешь, что остаться - больнее. Никто не провожает - им отчего-то страшно. А может стыдно? Только отчего? Он сам распорядился собственной жизнью и не жалел об этом ни капли, вот только... хоть немного бы теплоты напоследок. А так - дом смотрит слепыми окнами. И те, кто прячется там, внутри, наверняка отошли, занавески задёрнули. Неловко им...
Нет, старику на дверь никто не указывал, но всегда чувствуешь, когда тебе не рады, когда ты в тягость. Когда отворачиваются, не смотрят в глаза, боятся заговорить.