— А вы не можете определить, как далеко тянется пожар над вами?
Голос, отвечавший ему, был хриплым от усталости:
— Я же вам говорю, что нет!
Командир с яростью прокричал:
— А под вами?
Тишина.
— Тед! Говорите же! Что творится под вами?
Голос наконец отозвался снова, на этот раз в нем прорывалась истерика:
— Что все это значит, мы что, играем в вопросы и ответы? Мы идем вниз. Если прорвемся, то расскажу, что там за пожар, ясно? Сейчас мы на пятидесятом этаже…
— А если внутрь? — спросил командир пожарной части. — Туда нельзя? Вы могли бы высадить двери…
— Эти проклятые двери раскалились настолько, что к ним не притронуться. Вот такие дела внутри. Говорю вам, мы идем вниз. Другого пути нет.
Браун взял микрофон.
— Говорит Тим Браун, — сказал он. — Желаю удачи.
— Спасибо.
— Мы на связи, если понадобится.
— Ладно. — И в сторону: — Давай пошевеливайся.
Рация щелкнула и умолкла.
Оба командира замерли, глядя в пустоту. Патти заметила, что губы Тима Брауна беззвучно шевелятся. Молится? Гиддингс, сморщившись, гневно сверкал глазами. Взглянул на Ната и тихонько, почти незаметно покачал головой. Нат также незаметно кивнул. Патти закрыла глаза.
«Это невозможно», — подумала она, но знала, что возможно. Это не сон, не ночной кошмар. Не будет внезапного пробуждения, не будет внезапного облегчения, что все ужасное исчезло с лучами рассвета. Ей захотелось отвернуться и бежать прочь. Куда? К отцу? Как бежала к нему сегодня днем за утешением, за помощью, за сочувствием? Но отец…
Переносная рация в руке Брауна вдруг ожила, из нее вырвался сдавленный вопль, потом еще один. Потом наступила милосердная тишина. В трейлере не раздавалось ни звука.
Первым разорвал оцепенение Браун. Подошел к чертежному столу, осторожно поставил на него рацию и выключил ее. Ни на кого не смотрел. Потом медленно, монотонно начал проклинать всех и вся.
Глава 16
Паола Рамсей подошла к двум креслам в укромном уголке банкетного зала.
— Простите, что помешала, — сказала она, — но то, что происходит за вашей спиной… — Она покачала головой. — Я, конечно, старомодна…
Губернатор кивнул. Его лицо было невозмутимо.
— Не считая Пола Норриса и Гровера, — сказал он, — все до сих пор держались отлично. Что же теперь?
— Кэрри Уайкофф произносит речь.
Губернатор вскинул голову. Голос слышал, но не мог разобрать слова. Однако тон, высокий, визгливый, почти истерический, говорил достаточно.
— Вероятно, заявляет, что нужно найти виновного, и обещает, что займется этим.
Паола Рамсей улыбнулась.
— Прямо в яблочко, Бент.
— Через несколько минут, — продолжал губернатор, — Кэрри возглавит делегацию, которая явится требовать активных действий. Бог мой, сколько подобных делегаций я уже выслушал?
— Там облепили бар, — сказала Паола. — Какой-то официант сидит один-одинешенек в углу и пьет из горлышка…
Губернатор подумал, не тот ли это, у которого трое детей. Вздохнул и встал.
— Что, по-вашему, я могу сделать, Паола?
Паола ласково улыбнулась.
— Я — как Кэрри Уайкофф, Бент. Думаю, что-то надо предпринять, но не знаю что. И поэтому надеюсь на вас.
— Мне это льстит. — Губернатор грустно, иронично улыбнулся. Улыбнулся сам себе и всей этой ситуации. — Одного персонажа Марка Твена измазали дегтем, вываляли в перьях и вынесли из города на шесте. — Улыбка стала шире. — А он говорит, что если бы не великая для него честь, он лучше шел бы пешком. А я бы лучше сидел здесь. — Он взглянул на Бет. — Но попробую.
Прошел мимо запертых противопожарных дверей, где лежало прикрытое белой скатертью тело Гровера Фрэзи, возле которого стоял Генеральный секретарь ООН. Он медленно, торжественно перекрестил его и, увидев губернатора, чуть виновато улыбнулся.
— Со своих студенческих лет, — сказал Генеральный секретарь, — я горжусь тем, что я атеист. Но сейчас начинаю сознавать, что детская вера так легко не умирает. Это любопытно, да?
— Да нет, Вальтер. По-моему, это скорее достойно зависти.
Генеральный секретарь задумался.
— Я начинаю понимать, что вы, в сущности, очень добрый человек, Бент. Мне только жаль, что я не понял этого раньше.
— А я, — ответил губернатор, — про вас всегда это знал. Просто человеку в нашем положении приходится вести себя сдержанно.