– Кто вызвал? – спросил Гиддингс.
– Это мне тоже пришло в голову, – ответил Барнс и замялся. – Но поздновато. – Он помолчал. – Это очень важно, мистер Вильсон?
– Не знаю.
Он не лгал. Он снова вспомнил те наряды на изменения, которые лежали в его кармане, и понял, что нервничает из-за них. Но между ними и тем, кто вошел в Башню, не могло быть никакой связи, потому что изменения касались только распределительной сети, работы по которой уже закончены или почти закончены.
– Этот человек ездит в лифтах то вверх, то вниз, – сказал он.
Физиономия Шэннона расплылась в безбрежной улыбке.
– Ну и что здесь плохого? – Если кому приспичило покататься в лифте, вас от этого не убудет, – сказал он примирительно с сильным ирландским акцентом.
Гиддингс спросил:
– А электрик, что он нес? Было у него что-нибудь?
Барнс ответил:
– Сумка с инструментом.
Шэннон его поправил:
– Откуда, Фрэнк, все было не так. Он нес такую чудную, блестящую атомную бомбочку. – Он развел руками, чтобы показать ее размер. – С одной стороны зеленая, с другой красная, и искры из нее летели – любо-дорого смотреть.
– Перестань, Майк, – одернул его Барнс. Потом сказал Нату: – У него была обыкновенная сумка с инструментами. А на голове – каска.
– Он уже вышел?
– Если и да, то не здесь, – ответил Барнс и заколебался: – Но ведь все остальные входы закрыты, правда, мистер Вильсон?
– По крайней мере, должны быть закрыты, – сказал Гиддингс, посмотрев на Ната.
– Но стоило бы проверить.
Все входы в огромное здание оказались закрыты.
Нат спросил:
– Неужели нигде нет ни одного сторожа? Ни одного охранника?
– В обычный день, – сказал Гиддингс, – тут кишмя кишит от рабочих. Вы это прекрасно знаете. И никто, кому здесь нечего делать...
– Ну, не знаю, – ответил Нат. Он уже подумал об этом. – Раньше мне это не приходило в голову, но на такой гигантской стройке, где ошивается столько людей... – Он покачал головой. На несколько секунд замолчал и уставился на арочное перекрытие вестибюля. – Да, об этом я никогда еще не думал, – наконец сказал он и снова посмотрел на Гиддингса, – Понимаете?
Гиддингс медленно покачал головой:
– Я вообще не понимаю, о чем вы.
Нат не торопился с ответом:
– Мы ведь проектируем здание так, чтобы облегчить туда доступ людей.
– Ну и что?
– И, – продолжал Нат, – Башня, по сути, беззащитна.
– Перед чем?
Нат развел руками:
Перед всем. Перед кем угодно.
3
11.10 — 11.24
Ездить в бесшумных лифтах было для Джона Коннорса занятием интересным и почти радостным – его всегда привлекали бесшумно работающие механизмы. Если его будут искать, а рано или поздно это случится, то тогда вся эта езда с пересадками и отсыланием пустых кабин то вверх, то вниз по множеству шахт, пожалуй, – наилучший способ сбить со следа погоню.
Обычно, то есть в обыкновенный рабочий день, он хорошо ориентировался в Башне, но понятия не имел, как будет выглядеть здание, когда, он окажется в нем, живом и дышащем, совсем один.
Пустое здание стало похоже на собор, только еще более впечатляющее. Он попытался подобрать сравнение. «Представь пустой Янки-стадион», – сказал он себе.
Слышать, как в коридорах раздаются только твои шаги, видеть сквозь бесконечные ряды окон мир под собой, видеть бескрайний горизонт, понимать, что другого случая совершить задуманное не будет, – это было словно снова и снова возносить молитвы Господу и сохранить в душе тишину и ожидание чего-то великого.
Когда-то где-то он слышал, наверное на митинге, точно он не помнил, фразу, которая запала ему в душу:
«Всего несколько решительных людей могут повернуть колесо истории».
Это ему понравилось. Звучало очень здорово. Решительные люди. Герои. Это – как угнать самолет и выйти сухим из воды. Это – как захватить заложников в Олимпийской деревне. Несколько решительных людей. Или всего один. Тогда все будут его слушать. Разгуливать по лестницам, таская за собой сумку с инструментами, ездить в лифтах и ждать – это как прогулка в Луна-парке.
Здесь все дело в электричестве. Электричество в наше время – ключ ко всему. Коннорс вспомнил, как несколько лет назад произошла авария на линии высокого напряжения, и как все, абсолютно все сразу встало, и как некоторые люди даже подумали, что наступил конец света. Не все, разумеется; раз день в день через девять месяцев во всех родильных домах города начался ажиотаж, значит, некоторые сумели использовать затемнение в своих интересах. Но вначале возникла паника. Вот на это и надо рассчитывать.