Он покачал головой:
Нет, критериями должны быть целесообразность и качество, и прежде всего, необходимость. Нам это нужно? Это в наших силах? Вот два вопроса, которые нужно бы всегда задавать в самом начале и ответы на них записывать несмываемыми чернилами и большими буквами, чтобы не забывались.
– А ты этого не сделал? – спросила Паола.
– Я допустил, что этого не сделал город. Нужно ли ему такое здание? Ответ – нет. Конторских помещений вполне достаточно. Более чем достаточно. И я мог всему этому помешать. Вместо этого я оказывал всяческую помощь, которую только может предложить мэрия. Другая причина – тщеславие, ну как же, здание, которое поразит весь мир!
– Но так и будет, Боб.
Мэр открыл рот, но передумал и промолчал, только уронил: «Возможно».
Не имело смысла преждевременно оглашать приговор.
Паола продолжала:
– Тридцать пять лет кое-что да значат, Боб. За эти годы можно как следует узнать человека. Вот я стою с тобой, размышляю и знаю, что у тебя в голове. – Она улыбнулась. – Тут ведь есть телефоны. Мы могли бы воспользоваться одним из них, как ты думаешь?
Мэр нахмурился.
– Мы могли бы позвонить Джилл, – продолжала Паола. – Она хотела посмотреть репортаж об открытии. Будет страшно беспокоиться.
– Это хорошая мысль. – Он уже улыбался той мальчишеской улыбкой, которую так хорошо знали избиратели. – По крайней мере, хоть ее успокоим.
– Я не совсем это имела в виду, – ответила Паола.
– Тогда подождем. – Мальчишеская улыбка тут же исчезла. – Нет никаких оснований для паники.
– Для паники нет, Боб, но настало время перестать делать вид, что все идет как надо. Те вертолеты – что они могут? Те пожарные, о которых Бент говорит, что они идут вверх по лестницам... – Паола покачала головой. Ее улыбка была нежной и даже понимающей, но голос выражал несогласие. – Последняя безумная попытка покорения вершины Эвереста – зачем? Чего они хотят достичь?
– Черт возьми, – ответил мэр, – человек так просто не сдается.
– Я тоже не сдаюсь, Боб.
– Возможно, я тебя не понял, – медленно сказал мэр, – но что тогда ты хотела сказать Джилл?
– В основном всякие пустяки.
– Что ты именно хотела сказать?
Паола иронически улыбнулась, однако ее улыбка тут же исчезла, и Паола тихонько ответила:
– О’ревуар. Я хотела бы еще раз услышать ее голос. Хотела, чтобы она слышала наши голоса. Хотела сказать ей, где в нашем огромном доме лежит фамильное серебро – серебро бабушки Джонс. Хотела, чтобы она знала, где некоторые мои драгоценности, часть из них подарил ты, часть в нашей семье уже несколько поколений — они в сейфе в филиале «Ирвинг траст» на углу Сорок второй улицы и Парк-авеню, и что ключ в моем туалетном столике. А кроме этих материальных проблем я бы хотела, чтобы она знала, что не обманула наших надежд, хотя и развелась. Чтобы поняла, что мы знаем, каким адом были для нее бесконечные телекамеры, репортеры и микрофоны в доме, из-за которых и нам, знающим жизнь, было тяжело сохранить реальный взгляд на вещи, а тем более ей, почти ребенку, с самого начала привыкшей видеть мир как конфетку, которая принадлежит ей еще до того, как она это заслужила. И что человек все должен заслужить сам. Хочу, чтобы она была счастлива, чтобы нашла свою судьбу, и потому ей будет лучше, что нас не станет, потому что не будет убежища, куда она сможет спрятаться, где может плакать и жаловаться. Но больше всего я хочу, Боб, чтобы она знала то, что есть и всегда было правдой, – что мы ее ужасно любим, что мы счастливы, что она у нас есть и что сейчас, попав в дурацкую западню здесь, наверху, мы думаем только о ней. Наверно, ей это немного поможет, прибавит ей больше сил, чем когда-либо до сих пор.
Паола замолчала:
– Это кое-что из тех пустяков, о которых я хотела с ней поговорить, Боб. Или не стоит?
Мэр взял ее под руку, голос его звучал нежно.
– Пойдем, поищем какой-нибудь телефон, – ответил он.
Кэрри Уайкофф нашел сенатора Петерса, опиравшегося о стену и разглядывавшего зал.
– Я смотрю, вы совершенно спокойны, – заметил конгрессмен. Это прозвучало как обвинение.
– А что вы предлагаете? – спросил сенатор. – Произнести речь? Собрать комиссию? Составить заявление или передать дело в суд?
Он помолчал, а потом совсем иным тоном продолжал:
– Или позвонить в Белый дом, свалить всю вину на власти, а потом позвонить Джеку Андерсену и рассказать ему, как тут идут дела?
Уайкофф возмутился:
– Вы и Бент Армитейдж обращаетесь со мной, как с мальчишкой, у которого еще молоко на губах не обсохло.