Башня
Когда Восьмой легион пал, вместе с ним пал и Имперский город, улица за улицей обращенный в руины.
Идти по каменному крошеву было странно. И несколько неприятно. Может быть оттого, что она никак не могла отказаться от привычки примерять все на себя. А может потому, что до Имперского города она не проходила ни разу по завоеванным поселениям, двигаясь с обозом всегда другими путями, более скрытными.
Переулок мелькал за переулком, оставались за спиной покореженные здания, сломанные баррикады и не до конца осевшие пыль и пепел. Дро’Закар — один из «охранителей», как его называл генерал, — присвистнул. Второй ее спутник, лесной эльф Турундир, покачал головой и фыркнул недовольно.
— Оно всегда так?
Каджит кивнул, но без уверенности.
— Юной меру не стоит об этом задумываться, — промурлыкал. И добавил тише, — и видеть бы не стоило.
Линдвэн поджала губы, опуская глаза к месиву под ногами. За несколько лет войны она видела немало, но больше раны, искореженные магией и оружием тела, а не торжество первых дней над поверженным противником, издевательства и разруху. Теперь было сложно сказать, что страшнее. И не берегли ли ее чрезмерно от потрясений.
— Я бы поскорее добралась до Башни.
Пройти мимо Храма со статуей обернувшегося драконом последнего из Септимов оказалось сложно, даже зная, что придется возвращаться. Септим стоял, как простоял до того больше полутора сотен лет, вскинув морду к небу. Линдвэн улыбнулась тонко, ладонью провела по каменной лапе. И мягким теплом отдалось в руку прикосновение. На мгновение перестал существовать город, трупы на улицах и высохшая кровь на мраморных плитах. А вместе с ними вонь, застывший ужас и отвращение. Мир ненадолго стал лучше, но тут же вернулся к прежнему своему виду. К существующему добавилась лишь тощая бретонка, жмущаяся к колонне и прижимающая к себе ребенка. Гэрлиндвэн скользнула по ней равнодушным взглядом и жестом подозвала к себе. Женщина продолжила жаться. Может она мнила Храм Единого лучшим местом для собственного спасения, но жестоко ошибалась. Линдвэн видела это в пятнах на мраморе, а бретонка — нет, ослепшая в надежде на нелепое чудо.
— Я не стану тебя убивать. Подойди.
Турундир приподнял в секундном удивлении брови, а после, не дождавшись и шага со стороны бретонки, сам подтащил ее к Гэрлиндвэн.
— Ты пойдешь со мной. Не думаю, что тебя кто-то тронет. Где ты жила?
— В Эльфийских садах.
Перед глазами возник утопающий в зелени и цветах район. Эльфийка снова улыбнулась тонко, теперь уже сама надеясь на чудо — что там не будет прилипчивого удушья смерти, изнутри раздирающего легкие.
— Ну что же, идем…
Струны арфы под пальцами трепетали, пели звонко. А вместе с тем и тень спокойной безмятежности упала на лицо. Башня Белого Золота медленно обнажалась, лишалась картин, статуй, свитков. Ее словно пытались уничтожить, как саму суть Империи. Но только арфа позвала Линдвэн, равнодушно глядящую на сеемые разрушения, заставила затрепетать саму, рукой потянуться к натянутым струнам, вздохнуть в унисон.
Кисть дрогнула, фальшивой нотой резануло по ушам. И мрачного вида норд — то, что было когда-то нордом, — сквозь зубы прошипел проклятье. Гэр оторвалась от собственных трясущихся рук и посмотрела задумчиво на генерала Наарифина. Тот усмехнулся едва заметно.
— Нравится?
Сдержано кивнула. Не нужно было ни единого слова, чтобы понять: едва вернется она в Алинор, безраздельно будет владеть этой самой арфой, решать, когда той петь, а когда рыдать под пальцами. И если надоест, не пора ли в мелкие щепки разлететься стану из черного дерева. Эльфийка перевела взгляд на пленника и едва заметно улыбнулась.
— А с ним что сделают?
— Есть предложения?
Гэрлиндвэн усмехнулась едко.
— Есть. — Повернулась к пленнику. — Ты же норд. И бард… или скальд… Не важно. Лорд Наарифин отпустит тебя, а по пути никто тебя не задержит, тебе даже оставят твой язык, чтобы ты при желании все растрепал, но… но ты должен будешь это все купить. Своим талантом.
Легко одернула манжеты лекарского платья, беря паузу.
— Когда-то ходили слухи, что один ваш скальд сумел сильно рассердить одного ярла. Настолько сильно, что тот обещал его казнить. И если бы не друг, посоветовавший тому скальду написать в честь ярла хвалебную песнь, его голова познакомилась бы с топором. Я не ярл, хвалебная песня на двадцать одну вису мне не нужна. И ночи я тебе не дам. У тебя есть время, пока я переплетаю косу, и любая тема на твой выбор. А если возникает вопрос, почему же ты должен это делать, то, пожалуй, не должен. Но ведь иллюзия выбора должна быть всегда.
Норд смерил ее ненавидящим взглядом исподлобья. С минуту обдумывал предложение, глядя то на лорда, то на эльфийку. И, наконец, поморщившись, кивнул, хрипло оповестив:
— Начинай.
Вцепилась ногтями в узел ленты, скрепляющей волосы. Тот поддавался неохотно. Путались друг за друга пряди. Эльфийка улыбалась задумчиво собственным мыслям, глаза не отрывая от пленника, продолжающего сверлить ее взглядом. Тот не спешил, шевелил губами, бормоча что-то под нос, а после вдруг замер. Перестала деревянным гребешком расчесывать волосы и Линдвэн, теперь уже не скрывающая любопытства. Норд осклабился.
— Ну, слушай, может, поймешь.
Тропой звериной,
Устланной пылью,
Хозяйка перины
Ты б не ходила,
Ладного блеска
Скал рта не дарила,
Беду б не звала
К хутора тыну.
Да не трогай лучше,
Колдовства обручья.
Жаром пожара
Взгляд змея жарок,
Которому к ночи
Тебя в жены прочат.
Луны лба от пыли,
Больше не подымет,
Мара покрывала,
Что послушна Гаду.
Варца браги слушай —
Колдовство разрушишь.
Месяц Урожая,
Минет как, в печали
Дева-мер познает
Твердь коня тумана.
Чешуи загаром
До каленья ярким
Стан ее покроет
Золото, как латы.
За зимой остылой
Остры мести иглы
Негг груди пронзили
Льдины рук осине.
Как у змея длинный
Рта клинок отныне.
Скальда слово ловко
Служит пусть залогом
Проса кожи ложа,
Что вернет мне скоро
Пряха ниток тонких.
Гребешок на колени опустила медленно. Поняла, да не все. Но хоть сумела лицо сохранить со все той же издевательски-любопытной улыбкой.
— И правда, варварство и только. — Глаза подняла на Наарифина. Ждал и норд его слова. Лорд не торопился с ответом. Но дрогнули едва уголки губ. И он кивнул, наконец.
— Пусть идет. Если сможет. Лечить его никто не обещал.
Альтмер повернулся резко. Стремительно вышел вон. Гэр позволила себе каплю сочувствия, перебросила руки освободившему скальду склянку с зельем, восстанавливающим здоровье. Тот хмыкнул в ответ, проследил за ней, собирающейся уходить, и у порога остановил в спину брошенной фразой.
— А ведь тебе стоит задуматься над моими словами. Тот путь, которым ты идешь сейчас, приведет только к гибели. И те, кто ведет тебя, лишь приближают конец.
Эльфийка обернулась.
— Конечно. И ты над моими задумайся. Я тоже умею замечать мелочи. Торопись уйти, норд, иначе я могу передумать. И то, что с тобой уже сделали, покажется тебе лишь первым аккордом.