— Adsumus, — глухо проговорил Стенолаз. — Мы здесь, Господи, собравшиеся во имя Твое. Прииди к нам и пребудь среди нас.
— Adsumus, — в один голос повторили собравшиеся за столом рыцари. — Adsumus! Adsumus!
Эхо пронеслось по замку, как раскаты грома, как отзвуки далекой битвы, как грохот тарана о городские ворота. И медленно замерло в темных коридорах.
— Хвала Господу, — проговорил Стенолаз, дождавшись тишины. — Близок день, когда в прах обратятся все враги Его. Горе им! Потому мы здесь!
— Adsumus!
— Провидение, — Стенолаз поднял голову, и глаза его загорелись отраженным светом пламени, — ниспосылает нам, братья мои, очередную возможность поразить врагов Господа и еще раз покарать врагов веры. Пришло время нанести очередной удар! Запомните, братья, это имя: Рейнмар из Белявы. Рейнмар из Белявы, именуемый Рейневаном. Послушайте.
Рыцари в капюшонах наклонились, слушая. Сгибающийся под тяжестью креста Иисус смотрел на них с фрески, а в его византийских глазах была беспредельность очень человеческого страдания.
Глава третья,
в которой разговор пойдет о делах, так мало — казалось бы — имеющих между собой общего, как соколиная охота, династия Пястов, капуста с горохом и чешская ересь. А также о диспуте, касающемся проблемы, следует ли, а если следует, то когда держать слово.
У речки Олесьнички, извивающейся по черным ольховым заливным лугам среди белых берез и зеленеющих полей, на возвышении, с которого видны были крыши и дымы деревни Боровая, княжеский кортеж сделал долгий привал. Но не для того, чтобы перекусить самим и накормить лошадей, а совсем наоборот — для того, чтобы измучиться. То есть — по-господски — развлечься.
Когда кортеж подъезжал, с лугов сорвались тучи пернатых — уток, чирков, нырков и даже цапель. Видя это, князь Конрад Кантнер, хозяин Олесьницы, Тжебницы, Милюча, Счинавы, Воловья и Смогожева, а совместно с братом Конрадом Белым также и Козьла, немедля приказал свите остановиться и подать ему любимых соколов. Князь прямо-таки маниакально любил соколиную охоту. Олесьница и финансы могли подождать, вроцлавский епископ мог подождать, политика могла подождать, вся Силезия и весь мир могли подождать — и все ради того, чтобы князь мог увидеть, как его любимый Раби вырывает перья из крякв, и убедиться, что Серебряный выйдет победителем из воздушной схватки с цаплей.
Поэтому князь как одержимый носился галопом по прибрежным зарослям и заливным лугам, а вместе с ним столь же энергично, хоть и не совсем по своей воле, мотались его старшая дочь Агнешка, сенешаль Рудигер Хаугвиц и несколько карьеристов-пажей.
Остальная свита ожидала у леса. Не слезая с лошадей, поскольку неведомо было, когда князю наскучит. Заграничный гость князя незаметно зевал. Капеллан бурчал — вероятно, читал молитву, казначей шевелил губами, вероятно, считал деньги, миннезингер бормотал, вероятно, слагал стихи, девушки княжны Агнешки сплетничали, вероятно, относительно других девушек, а юные рыцари убивали скуку, объезжая и исследуя окружающие заросли.
— Эй, Бычок!
Генрик Кромпуш, сильно удивившись, остановил и развернул коня, а потом прислушался, пытаясь понять, который куст тихо окликнул его фамильным прозвищем.
— Бычок!
— Кто здесь? Покажись.
Кусты зашевелились.
— Святая Ядвига… — Кромпуш от удивления аж рот раскрыл. — Рейневан? Ты?
— Нет, святая Ядвига, — ответил Рейневан голосом не менее кислым, чем крыжовник в мае. — Бычок, мне нужна помощь… Чья это свита? Кантнера?
Прежде чем Кромпуш сообразил что к чему, к нему присоединились еще два олесьницких рыцаря.
— Рейневан, — ахнул Якса из Вишни. — Господи Иисусе! Что за вид!
«Интересно, — подумал Рейневан, — как бы выглядел ты, если б конь у тебя пал сразу за Быстрым. Если б тебе пришлось всю ночь бродить по болотам и урочищам над Свежной, а к утру сменить мокрые и измазюканные тряпки на свистнутую с крестьянского забора сермягу. Интересно, как бы ты после всего этого выглядел, прилизанный фертик?»
Угрюмо поглядывавший на них третий олесьницкий рыцарь, Бонно Эберсбах, похоже, думал так же.
— Вместо того чтобы удивляться, — сухо сказал он, — дайте ему какую-нибудь одежку. Скинь это рванье, Беляу. А ну, господа, вытаскивайте из вьюков что у кого есть.