– Вряд ли. Не предполагается, что я вообще их знаю.
– Ладно, подумаем. Что-нибудь еще? Например, что слышно о Кадо?
– На днях ждет нового главу правительства. Генерал улыбнулся – с ним это случалось нечасто.
– Какой по счету со времени захвата Кушмарраха? Восьмой?
– Девятый. Они просто посылают сюда неугодных людей, которых не смеют прикончить в Героде.
– А вину взваливают на Живых.
– Иначе говоря. Живые пожинают лавры. Зачем вы все-таки послали за мной?
– Ситуация в Харе, как я и опасался, достигла критической точки. Теперь единственный выход – незамедлительно принять меры.
– Гм…
– Непростая задача.
– В самом деле? Насколько незамедлительно?
– К завтрашнему закату самое позднее. Но чем скорее, тем лучше.
– Тяжеловато.
– Потом будет еще сложнее. Я полагал, ты успел прощупать почву на случай необходимости.
– Успел.
– Так ты возьмешься?
– Если я должен…
– Ты должен. Помощь нужна?
– Нет.
– Дай мне знать, когда дело будет сделано.
– Ладно.
Эйзел вышел из спальни старика, прикрутил фитиль лампы, поставил ее на место и выскользнул на окутанную густым туманом улицу. Он проделал обычный круг, чтобы удостовериться, не появился ли нежелательный соглядатай, пока он был в доме.
В самом деле, надо соблюдать осторожность.
Бел-Сидек стоял у окна и смотрел на затянутый туманом Кушмаррах. Видел он немного: в лунные ночи туман точно серебристым одеялом накрывал город, лишь кое-где высовывались крыши домов. Справа, чуть выше, темнела, закрывая звезды, крепость Накара Отвратительного. Чудно. Шесть лет прошло, а зловещий душок по-прежнему исходит от этого места.
Чаровница с шайкой до сих пор там, до сих пор они держатся, недосягаемые за барьером, который лишь Ала-эх-дин Бейху удалось преодолеть. Черт возьми, как же они существуют там?
Впрочем, по одной из популярных версий, все люди Накара давно умерли. Покончили с собой после гибели повелителя.
Бел-Сидек не верил этому, хотя не имел и доказательств противного.
– Что-то со стариком? – раздался у него за спиной голос Мериэль.
– Как ты догадалась? – спросил он, не поворачивая головы.
– Ты так глубоко задумался – и мысли, сразу видно, неприятные, печальные. Так бывает, когда ты волнуешься о тех, кого любишь. А с потерей жены и сына, я думаю, ты уже примирился.
Хастра, сын бел-Сидека, был одним из многих павших при Дак-эс-Суэтте. Как и муж Мериэль. Хастра, его единственное дитя, его звездный мальчик. Многие годы всякие “если бы” терзали бел-Сидека. Что, если бы не измена дартар в Дак-эс-Суэтте? Победили бы они – или потерпели бы поражение и ядовитая черная ненависть все равно отравила бы его кровь? А может, он, да и не он один, слишком много навешивает на рога дартарского Демона, чтобы самому увильнуть от ответственности? Ответа не найти, а ломать над ним голову – мрачное и бесполезное занятие, и напоминает он вой собаки над телом хозяина.
С женой совсем другая история, и тут ни при чем ни победа, ни поражение, ни измена дартар. Эта женщина, даже имя которой бел-Сидек гнал от себя прочь, бросила его, чуть-чуть не дождавшись, пока заживут раны. При попустительстве своей семьи, даже с благословения ее.
Они действовали из корыстных побуждений. Да и кому нужен калека, инвалид. И в политическом, и в буквальном смысле слова?
– Есть еще ты, – возразил бел-Сидек.
– Обо мне ты никогда не размышляешь с таким выражением лица.
Она права, совершенно права.
Его жена ушла к представителю новой породы кушмаррахан, которую геродиане создали по своему образу и подобию. Этот человек усвоил одобренные хозяевами манеры, стиль одежды и молился богу завоевателей, как своему собственному. Он сотрудничал с ними и процветал. А потом он умер – задохнулся, но бел-Сидек был к этому абсолютно непричастен. Он подозревал, что приказ отдал Генерал, но никогда не расспрашивал его и впредь не собирался.
– Тебе хочется поговорить о чем-то?
– Да нет.
По улицам в тумане бродили люди. Одни были негодяи, другие – Живые, бойцы сопротивления. Поутру на улицах найдут трупы. И кто ведает, кому кого предстоит убить? Разве что Генерал.
Пусть Фа'тад играет в свои простенькие игры, отдадим ему день.
Но ночью господствуют старые порядки. Скоро, очень скоро они выйдут из тени…
– Наверное, я действительно хочу поговорить с тобой, – заговорил бел-Сидек. Он закрыл филигранно отделанную балконную дверь и повернулся к собеседнице.
Мериэль была семью годами старше него. Чересчур смуглолицая, с грубыми чертами, она не могла считаться не только красивой, но даже хорошенькой. Богатое приданое позволило ей составить выгодную партию.
Низенькая и толстая, она одевалась с элегантностью козопаса, обожала хорошо выдержанное вино и пила его бочками, хотя оба божества – и Арам, и сердитый геродианский бог – запрещали это. В обществе она держалась невозможно, говорила не то и не вовремя, невпопад хихикала…
Она была его лучшим другом.
– Он не желает меня слушать. Чем дальше, тем больше скрывает от меня. Может выставить меня вон, если хочет встретиться с кем-то. А последние шесть месяцев…
– Ты сомневаешься в его мотивах?
– Нет.
– Он сомневается в тебе?
– Нет, конечно, нет, как можно…
– Ты не думаешь, что тут дело в обычной конспирации?
– Нет.
– Боишься мне сказать?
Бел-Сидек коротко глянул на нее.
– Не сомневаюсь, что тебя проверяли всеми возможными способами. – Бел-Сидек знал, что Генерал доверяет Мериэль почти так же, как доверял он сам.
– Разреши мне быть искренней. Может, дело в том, что ты сам в расстроенных чувствах?
– Нет. Впрочем, может быть. Отчасти это так. Но и за него я тоже волнуюсь.
– А ты не допускаешь, что старик запутался?
– Как так?
– Не знаю. Не знаю, что с ним происходит. Но я полагаю, он достаточно высоко тебя ставит, раз сделал своим адъютантом. Ведь от желающих занять это место отбою не было бы. Значит, он ценит твое мнение. Может, поэтому и не желает выслушать его.
– Не улавливаю…
– Он старый больной человек. Ему недолго осталось – и он это знает. Он отчаивается увидеть плоды своих трудов, возможно, он изобрел новый план и понимает, что ты его не одобришь.
– Что ж, возможно.
Воистину замечательная женщина, в некоторых отношения дура дурой, но кое в чем разбирается превосходно. В обществе, целиком основанном на господстве мужчин, она сумела отстоять свою независимость, если не равноправие. Мериэль достигла этого, ибо понимала, что такое деньги, власть и власть денег.
Первый смелый поступок она совершила, когда зловещие слухи из Дак-эс-Суэтты достигли города. Она допустила и приняла мысль, что мужа ее нет в живых. С иронической усмешкой приняла она и известие о свалившемся на нее состоянии и без малейших колебаний решительно и бесповоротно отклонила притязания обеих семейств. Говорили, что она побила собственного папочку.
И все же… все же справиться с обществом, в которое ввело ее богатство, не сумела даже Мериэль.
Впрочем, ее это не заботило ни капли. В сущности, она хотела лишь одного – чтоб большая часть представителей рода человеческого оставила ее в покое.
Все-таки забавно. Мериэль наплевать на все, чему поклоняется старик, но он благоволит к ней, если не ради самого бел-Сидека, то ради казны Союза Живых. Ведь именно Мериэль главным образом и поддерживала движение.
Сколько проблем, какая путаница этических требований и практических соображений возникает, когда человек стоит на пороге смерти.
– Возможно, – повторил бел-Сидек. – Но мне это не нравится.
– Само собой. Если б нравилось, ты бы был в курсе всего. Разве не так?
– Наверное.
Бел-Сидек опять вышел на балкон. Пелена тумана стала еще гуще – больше ничего не изменилось. Воздух был настолько неподвижен, что граница между затянутой и незатянутой туманом частями города была четкой, как клинок шпаги. Из тумана вдруг вынырнул человек – словно злой дух из страшной сказки, порождение ночного кошмара.