— Мой дорогой Керис, — сказал Чародей, — послушай, как мы можем знать, что чувствует в той или иной ситуации кинжал? Что думает меч, оставшись со своими собратьями в арсенальной палате, в которой погашен свет и тихо, как в могиле? Ты знаешь, что я никогда не одобрял наемничество… Как не одобряю те машины, которые нынче сами ткут ткани и выделывают пряжу. Они делают работу, даже не понимая, для чего это нужно.
Странным образом эти слова успокаивающе подействовали на воина.
Вообще-то из дюжины домов, стоящих по краям мощеной булыжником площади этого квартала Староверов лишь восемь принадлежали Совету Кудесников. Три дома снимали все те же староверы, которым непременно хотелось жить возле Кудесников. А из магов мало кто желал жить в городе Ангельской Руки. Но даже из тех немногих Тирле был единственным, кто вызывал симпатию у Кериса.
Архимаг, дедушка Кериса, не показывался с самого утра, с тех пор, как Керис закончил занятия по фехтованию. Если он к обеду не вернется, то вряд ли у Кериса будет возможность поговорить с ним до завтрашнего дня.
Конечно, воину бояться не положено, но Керис не был уверен, что сможет провести бессонную ночь, объятый беспокойством. Переживания обязательно скажутся на его состоянии на следующий день.
Последние пять лет прошли в неустанных тренировках и уроках, закалялись и мускулы, и нервы — и потому Керис не знал, какими словами нужно выражать страх — на речевые упражнения просто времени не было. Парень беспокойно запустил пятерню в густую шапку своих коротко подстриженных светлых волос.
— Даже не знаю, стоит ли мне говорить об этом, — произнес он с сомнением, — просто все так… Но я ведь не оружие… — пожав плечами, он все-таки решился, — а может быть так, чтобы маг вдруг лишился своей силы или умения?
Честное слово, воин не ожидал увидеть Тирле вдруг пришедшим в ярость. Казалось, что гнев прямо брызжет с его лица.
— Нет! — закричал старик пронзительно. — Эти же силы врожденные. У кого-то их больше, у кого-то меньше. Как бы тебе сказать… Волшебство — это часть нас, как душа.
Удивляясь этой неожиданной ярости, Тирле тем не менее пробормотал:
— Но даже…
— Замолчи! — лицо Тирле вовсе стало багровым. — Конечно, у некоторых бывает волшебства совсем немного, но оно не может убыть само собой. Да и откуда тебе знать о волшебстве. Тебе вообще нельзя говорить об этом. Нельзя! Запрещено! — чуть не зарычал чародей, заметив, как Керис вновь пытается что-то возразить.