— Мир тебе, уважаемый Шубад! — сказал он, войдя под вечер в лавку, которая была в одном из множества похожих друг на друга домов.
— И тебе мир, уважаемый! — ответил хозяин лавки, разглядывая пришельца, подслеповато прищурившись. — Назови своё имя, чтобы я мог упомянуть его в благодарственной молитве.
— Моё имя Убар. Имя моего отца Угурназир, моей матери — Кулаа.
— Что же привело тебя ко мне в это недоброе время? — спросил Шубад.
— Я привёл на продажу шестьдесят рабов.
— Дело это хорошее. Рабы сейчас нужны, — медленно произнёс Шубад, разглядывая гостя.
— Так купи их у меня! — воскликнул Убар.
— Не откажи мне в такой чести, раздели скудную трапезу, — сказал Шубад, словно не заметив нетерпения гостя.
Трапеза действительно была скудной: лепёшки, козий сыр, да сушёные фрукты.
— Ты не похож на черноголовых, — сказал Шубад, когда вечеря была окончена, — У нас лица круглые — у тебя вытянутое. И волосы у тебя не такие курчавые, как у нас.
— Я родом из Ашшура.
— А по-нашему говоришь правильно…
— Я, как и ты, торговый человек. С малолетства кочую в этих местах, в Кише, Ниппуре, Шуруппаке.
— Ты не торговый человек, — сказал Шубад, пригубив из глиняной чашки травяного отвара. — Когда я спросил твоё имя, ты его назвал. Но ты также назвал имена своего отца и матери, хотя я о них не спрашивал. Ты нетерпелив и прямодушен. Торговые люди такими не бывают.
— Кто же я, по-твоему? — спросил Убар, глядя через открытую дверь на виднеющуюся вдали пирамиду.
— У тебя крепкие плечи, как у всех, кто упражняется с оружием. Ты — аккадский лазутчик.
— Не боишься?..
— Ты шёл ко мне из Аккада не для того, чтобы горло перерезать.
— Почему ты решил?..
— Приветствуя, ты назвал меня по имени, хотя видишь впервые. Ты узнал его от Никануура. Когда он был начальником стражников при нашем Мескалам-дуге, он, бывало, покупал у меня женщин для себя и своих воинов.
— Пока ваш лугаль платить не перестал.
Собеседники вышли из дома и присели на порог. Они сидели, глядя на пирамиду, имевшую в лучах заходящего солнца цвет червонного золота.
— Пять лет назад, в день, когда он похоронил отца и стал лугалем, Мескалам-дуг сильно изменился, — сказал Шубад.
— Говорят, его душу забрал демон? — спросил Убар, понизив голос.
— Демон во плоти, — ответил Шубад.
— Не знал, что такие бывают.
— Есть один такой. Игихулем зовут.
— У нас говорят, тот демон хочет построить очень высокую башню.
— Башню высотой до небес.
— Но эта пирамида до неба не достанет. Ещё локтей сто и уже будет её вершина.
— Это ещё не башня, а только её основание. Саму башню строить он ещё не начал.
— Зачем она ему?
— Думаю, как и у всех демонов, у него интерес один — забирать у людей их души.
— У Мескалам-дуга забрал, у кого ещё?
— У многих. У жрецов, к примеру. Лугалю он внушил: с такой башней аккадцы, хурриты, луллубеи, касситы — все будут у его ног. А жрецы… тем просто пообещал самый большой храм на земле.
— Видел я, чего вам эта башня стоит — я про кладбище говорю. И в городе вашем запустение. Почему черноголовые терпят, почему не взбунтуются?
— Э-э-э, не всё так просто… Многие сами хотят эту башню построить. Они верят, что когда достанут неба, то сравняются с богами. Тогда исчезнут все горести и воцарится всеобщее счастье. Они эту башню знаешь, как прозвали? «Врата к богу».
— И много таких.
— Достаточно. А есть некоторые, кто считают самого Игихуля чем-то вроде бога. Те — всё время при нём. Каждое его слово слушают и другим передают. У этих он точно души забрал, зачаровал, без сомнения.
— Если его убить, чары исчезнут?
— Убить… Тело-то у него человечье, да тщедушное, к тому же… Но вот подступиться к нему… Возле него всегда человек есть, Булалум зовут. Огромный такой. Он ему и охранник, и слуга, и чуть ли не нянька. Однажды нашлись смельчаки, которые на Игихуля напасть решились, так он пятерых во мгновение ока положил. Двоим голыми руками головы оторвал.
— Тоже души лишился?
— Да нет, этот Игихулю служит добровольно. Тот ему жизнь спас.
— Может, Игихуль это делает ради богатства?
— Он нищ. Лугаль платит ему, как рабу — полмеры зерна в день. Говорят, он и того не съедает. Говорят, Булалум его насильно есть заставляет. Чем только и живёт… Воистину, лучшая пища для демона — человечьи души. А вот кто богатеет, так это Мескалам-дуг. Ему все платят: и мы, торговые люди, и угулы на строительстве. Да и ты, в город заходя, мыто платил?
— Очень большое!
— Это всё лугалю идёт. Якобы на постройку башни. Только врёт он, алчная тварь! Он недавно к своему дворцу новые кладовые пристроил. Из обожжённых кирпичей.
Стемнело. Пирамида, чуть освещённая багровым пламенем обжиговых печей, своим зловещим тёмным контуром закрывала звёзды. На Шубада и его гостя налетели полчища комаров, от которых им пришлось скрыться, войдя в дом и разведя огонь в очаге.
Налив из кувшина воды в медный сосуд, Шубад поставил его на огонь, чтобы приготовить ещё травяного отвара. Потом спросил:
— Сам-то ты зачем пожаловал? Никак демона нашего убить хочешь, чтобы он башню не построил, и Сеннаар не смог возвыситься над Аккадом?
— Одно время у нас того и хотели, — ответил Убар с улыбкой. — Говорили: построит Сеннаар башню высотой до небес, с неё будет всю нашу землю видеть, и сможет нас поработить.
— Правильно ли я понял — ваши помыслы переменились?
— Появились те, кто стал говорить другое, мол, такая башня, будь она построена, возвысит не только Сеннаар, но и всю нашу землю. Мы станем выше не только сирийцев, но и жителей самого Кемета, и даже людей с раскосыми глазами, живущих далеко на востоке. Они также говорят: велик тот, кто будет этой башней обладать.
— Не тот, кто построит, а тот, кто будет обладать… Только не построит Игихуль свою башню. Ты сам видел: это строительство подточило Сеннаар. Скоро мы все с голоду умрём…
— Не к лицу торговому человеку делать поспешные суждения.
— В чём же я не прав?
— Те люди говорят ещё и такое: Сеннаару надо помочь. Башня должна быть построена. А там поглядим…
— Удивительные вещи ты рассказываешь, Убар! — воскликнул Шубад и, спохватившись, поспешно снял с огня сосуд с водой, которая уже закипела.
— Я тебе больше скажу, — продолжал Убар. — Вскоре соберутся в Аккаде послы со всей нашей земли: от луллубеев, гутеев, хурритов, касситов, амореев[16], даже из Нима придут. Будет совет. На нём хотят заключить союз племён. Мысль такая: все вместе построим башню в Сеннааре и будем жить, без распри и войн. Башня же будет вечным знаком нашего союза. Только сначала на том совете я доложу сведения, что привезу отсюда.
— Союз это хорошо… — сказал Шубад, разливая напиток, и замолчал.
— Договаривай.
— Сколько бы муж женой вместе не прожили, всё равно главный среди них кто-то один.
— К чему ты клонишь?
— Главным и у зверей, и у людей становится тот, кто сильнее. Сильнее всех сейчас Аккадский царь. Не хочет ли он с помощью этой башни создать себе империю…
— Поживём — увидим, — усмехнулся Убар.
— Выдайте нам вашего демона! Демона! Демона сюда! — кричали из толпы, бесновавшейся у подножия пирамиды.
Черноголовых в той толпе было всего несколько человек. Большинством там были воинственные хурриты. Были там и амореи, и другие пришельцы появившиеся в Сеннааре полгода назад. Сейчас они стремились, во что бы то ни стало, прорваться на верх пирамиды, где виднелись устремившиеся в небо первые этажи Игихулевой башни, где был и сам Игихуль, никогда не спускавшийся вниз.
Их намерениям препятствовали аккадские воины, оборонявшие подступы к двум лестницам, пристроенным к пирамиде. Силы были равными: аккадцев было хоть и меньше, но они превосходили противников выучкой и вооружением. Их тела были покрыты доспехами, а в руках они держали крепкие щиты. Длинными мечами они умело разили атаковавших, вооружённых только ножами, камнями да палками.