Камуран приказал изготовить двадцать пять танков и изо всех сил подгонял нас; но из-за недостатка материалов мы смогли изготовить лишь семнадцать, а из-за различных поломок в битве приняли участие лишь три. Я слышал о мушкетерах армии Балхиба: по-видимому, балхибцы пошли тем же путем.
— Да, — сказал Фаллон, — но в этом случае они все изобрели сами. Прощай, техническая блокада. Я уже предвижу день, когда рапира здесь станет такой же бесполезной, как и на Земле. Зря я столько времени изучал фехтование. Кстати, Перси, а что случилось с Сафком?
Мжипа ответил:
— По условию, Камуран контролировал все вооружение Балхиба. Поэтому, когда жрецы Ешта отказались впустить кваасцев в Сафк и закрыли двери, Камуран их взорвал.
— Нашли ли кваасцы в подземелье двух кришнянских ученых, Сэйнэйна и Зарраша?
— Вероятно.
— Где же они теперь?
— Не знаю. Предполагаю, что Гхуур держит их в заключении, собираясь использовать в своих интересах.
— Постарайтесь освободить этих кришнян. Я обещал им помощь.
— Посмотрим, что можно сделать, — ответил Мжипа.
— А где этот осел Фредро?
— Он счастлив: фотографирует и зарисовывает то, что осталось от Сафка. Я уговорил Чиндора разрешить ему обследовать здание, после того как Лийяра — по причинам, о которых вы можете догадаться, — убедил протектора запретить культ Ешта. Фредро страшно возбужден. Он утверждает, что ему удалось доказать реальность существования Мианды Отвратительного: тот был исторической личностью и построил Сафк как памятник своему отцу. Между прочим, Кхарадж не являлся его отцом, поскольку жил на несколько столетий раньше, в мифах все перепуталось. А Отвратительным Мианду прозвали вовсе не за отцеубийство, а за полное разорение королевства грандиозным строительством. Если вам интересно, Фредро с удовольствием расскажет вам сам.
— Перси, мне кажется, вы можете сделать все для каждого, только мне вы не можете вернуть королевство, — вздохнул Фаллон и обернулся к Дейли: — Ваши танки очень уязвимы. Они не перейдут через ров, их можно опрокинуть, сжечь…
— Я-то в курсе, но балхибцы этого не знают.
Фаллон вновь повернулся к Мжипе:
— А что слышно о Гази и Вагнере? И о моем друге Кордаке?
Консул задумался.
— Насколько мне известно, капитан Кордак не вернулся из Чоса — он либо убит, либо захвачен в плен кваасцами. А Гази теперь с Фредро.
Фаллон криво улыбнулся:
— Ну и штучка! А этот старый…
— Да, да. Он нанял помещение, говорит, что проживет здесь с год или больше… Вам будет приятно слышать, что Унылый Дэн Вагнер пытался ночью спуститься с городской стены на веревке и его подстрелил кваасский арбалетчик.
— Насмерть?
— Да. Вероятно, он хотел добраться до Маджбура и получить деньги Кастамбанга. Он и не знал, что правительство Балхиба наложило секвестр на все имущество банкира после его смерти.
— Уф! — выдохнул Фаллон.
Появился доктор Нанг, сказав:
— Вам пора идти, джентльмены. Больной должен отдохнуть.
— Хорошо, — ответил Мжипа, вставая. — О, еще одно. Выздоровев, вы должны побыстрее уехать из города. Занидцы узнали, что вы шпионили в пользу Гхуура. Открыто они не могут теперь арестовать вас, но многие поклялись убить вас при первой же возможности.
— Благодарю, — без энтузиазма откликнулся Фаллон.
Год спустя неряшливо одетый землянин нетвердой походкой, покачиваясь, брел по улицам Мише, столицы Микарданда. Глаза его были налиты кровью, лицо, покрытое сетью кровеносных сосудов, заросло недельной щетиной.
Он только что продал несколько сплетен в газету Мише, старейшую на Кришне, и, можно сказать, был «при деньгах». Правда, половину гонорара он уже пропил, но другую часть нес в свой жалкий дом, где делил кров с одной микардандкой. Прохожие не понимали, что землянин бубнил себе поднос, так как он говорил по-английски.
А Фаллон бормотал как заклинание, повторяя снова и снова:
— Когда мне повезет… всего лишь один крупный выигрыш… я найму армию… отведу эту проклятую армию на Замбу… и снова буду королем… Да, королем!
Разделяй и властвуй
Разделяй и властвуй
(Перевод М. Петрунькина)
1
Широкий Гудзон, голубевший под весенними небесами, был испещрен разноцветными пятнами парусов. Сады в речной долине кипели бело-розовым половодьем цветенья. За рекою сердито хмурился Повелитель Бурь — гора не слишком большая по меркам Запада, однако вполне впечатляющая для здешних краев. Кругом неистовствовала яростная зелень молодой листвы. Но сэру Ховарду ван Слику, второму сыну герцога Поукипси, было не до красот столь замечательного пейзажа. Он молил Всевышнего, чтобы тот дал ему силы вытерпеть зуд прямо под нагрудной пластиной кирасы, — ведь иначе пришлось бы спешиться и снять добрую половину доспехов.
Пока здоровенный вороной мерин неохотно брел по почтовому тракту на Олбани, одолевая нескончаемую обходную дорогу вокруг Пиксхилла, всадник размышлял о том, что проявил не слишком много ума, тронувшись в путь из Оссайнинга в полной экипировке. Но откуда же ему было знать, что погода так внезапно переменится? Губчатая резина под железными латами создавала удушающую жару. Капли пота ползли по коже вниз, и недалеко от Кроутона ездока начал одолевать невыносимый зуд. Казалось, что особенно чешется как раз под инкрустированным гербом на грудной пластине, единственном украшении доспехов. Герб представлял собою красный кленовый лист на белом фоне и был обрамлен по окружности девизом ван Сликов: «Покажи-ка им небо с овчинку!»
Пару раз всадник рассеянно пытался почесаться, но скрежет металла по металлу тут же возвращал его к суровой действительности. Может, табачный дым отвлечет от неизбывной чесотки? Рыцарь расстегнул седельную сумку, добыл оттуда трубку, табак, зажигалку и закурил. Вообще-то он предпочитал сигареты, но в доспехах сигаретный пепел сыпался в шлем.
Тракт пересекал наискосок пути Нью-Йоркской Центральной железной дороги. Сэр Ховард взялся за поводья и принял чуть в сторону, пропуская шестерку лошадей, промчавших громыхающий омнибус, а затем подогнал мерина поближе к путям и огляделся. Вдали над рельсами рыцарь заметил сияние бронзовых наконечников на бивнях слона, тащившего состав из небольших вагонов: «Наверно, дневной грузовой до Нью-Йорка», — подумал он. Судя по небольшим ушам, слон был из Индии. Очевидно, Центральная пришла к окончательному решению отказаться от африканских слонов, хотя на Пенсильванской дороге ими как более быстрыми и сильными пользовались широко. Однако эти высокие большеухие силачи хуже слушались. Годом раньше Центральная попыталась поставить эксперимент с таким животным. Эту историю рассказывал сэру Ховарду герцог, один из крупных акционеров Центральной. Во время испытательного пробега тормозной кондуктор проявил неосторожность, головной вагон ударился о задние ноги слона, после чего животное стащило с колеи два вагона и попыталось прикончить председателя правления дороги. И наверняка прикончило бы, если б сумело догнать.
Сэр Ховард продолжил путь на север, утешая себя робкой надеждой, что чесотка утихла надолго. На пересечении тракта с дорогой, ведущей к шоссе Бронкс парквей, он снова натянул поводья. По дороге длинными дугообразными прыжками двигалось нечто. Что именно, догадаться было нетрудно. Раздраженно ворча, ван Слик стал слезать с мерина. Когда существо приблизилось, он вытащил трубку изо рта и приложил руку к шлему, отдавая салют. Существо, больше всего похожее на кенгуру в шлеме для регби, промелькнуло мимо, по-видимому, даже не взглянув на них. Однако сэру Ховарду приходилось слышать немало грустных историй о людях, пренебрегших обязательным салютом прыгунам лишь потому, что те на них вроде бы не смотрели. Он не испытывал обиды из-за необходимости отдавать салют этим тварям. В конце концов, он поступал так всю жизнь. Раздражение было связано лишь с необходимостью снова втаскивать в эдакую жару на высоченного мерина свои двести десять фунтов, отягощенные еще доспехами из хромоникелевой стали.