Он чувствовал какое-то несоответствие в сложившемся у него взгляде на мир. Например, предание огню людей, занявшихся научными исследованиями, считалось справедливым наказанием. А вот казнь Фрэнка таковой ему совсем не казалась, хотя любые слова прыгунов должны нести в себе истину, поскольку Всевышний поставил их над людьми. Было правильно и то, что он, Ховард ван Слик, при встрече должен отдавать прыгунам салют: разве простолюдины, в свою очередь, не обязаны приветствовать его? Таким образом, все устроено справедливо. Он обязан повиноваться прыгунам, а простолюдины — ему. Все это объясняли в школе. Следовательно, Всевышний доверил прыгунам отдавать приказы ему, а он должен отдавать приказы простолюдинам. Снова совершенно справедливо.
Только все же что-то было не так. Он не мог найти никаких изъянов в доказательствах, которые некогда учил наизусть и которые стыковались друг с другом так же плотно, как сверхпрочные силикато-магниевые стальные крайслеровские пластины лучших доспехов. Но должен же он где-то быть, этот изъян! Возможно, удастся его найти, — путешествуя, задавая вопросы, держа глаза открытыми? Может быть, где-нибудь найдется книга, которая прольет свет на этот вопрос? До сих пор сэру Ховарду попадались книги либо с навевавшими скуку сказочными историями о подвигах бесстрашных рыцарей, либо рекомендации, как управлять сберегательным банком, или инструкции по сборке молочного сепаратора.
Он смог бы даже научиться общаться с простолюдинами и попытаться выяснить их взгляд на окружающий мир. Несмотря на происхождение, сэр Ховард не страдал особой классовой спесью. В общем-то, простолюдины казались ему нормальными людьми, а некоторых даже можно было считать хорошими парнями, если не позволять им фамильярностей и всяких ненужных мыслей о том, что все люди почти равны. Надо заметить, что подобные соображения сэра Ховарда радикально отличались от общепринятых в его среде.
Он ерзал внутри своей стальной скорлупы, мечтая, как бы почесать грудь прямо сквозь нагрудную пластину. Проклятье! Наверно, подхватил какую-то нечисть в замке Поукипси, хотя обычно там не было никаких паразитов. Во всем виноваты прыгуны, вытряхнувшие насекомых Фрэнка во двор!
Начался дождь, один из тех весенних ливней в штате Йорк, которые могут кончиться через час, а могут — через день. Сэр Ховард достал свое пончо и просунул голову в дырку посередине. О доспехах он особенно не беспокоился, те были хорошо смазаны. Но дождь, ливший как из ведра, вызывал досаду. Когда он поднимал забрало, брызги попадали в лицо, а с опущенным приходилось все время протирать люцит, чтобы видеть. Стекая с пончо, вода просачивалась в ножные латы, отчего ноги стали мокрыми и холодными. Полу Джонсу тоже сильно не нравился дождь, он плелся вперед с опущенной головой, лишь время от времени неохотно переходя на рысь.
Сэр Ховард пребывал далеко не в самом лучшем настроении, когда часом позже дождь перешел в мелкую изморось, и образовался туман, сквозь который едва можно было различить противоположный берег Гудзона. Он уже приближался к мосту Рип ван Винкля, как вдруг его окликнул некто на лошади, загородив дорогу.
Сэр Ховард попытался его объехать, но странный всадник продолжал стоять, где стоял, и угрожающе крикнул:
— Ну что? Думал, я уже деру дал отсюда? Но я тебя подкараулил, и теперь готовься получить свое!
Судя по доспехам, этот человек, несомненно, был чужеземцем: на ногах его были какие-то кожаные латы, напоминавшие штаны с длинной бахромой.
— Какого черта? — спросил рыцарь. — Что ты имеешь в виду?
— Сам знаешь, что я имею в виду, ты, желтобрюхий таракан! Будешь драться как мужчина, или мне придется спустить с тебя штаны и отшлепать как мальчишку?
Сэр Ховард слишком промок, слишком замерз и был слишком покусан насекомыми, чтобы вести и дальше столь безумный спор, в особенности потому, что за рекой уже виднелся город Кэтскилл, где его ждали виски и тепло каминного огня.
— О’кэй, чужеземец, ты сам напросился на это. Защищайся, гнусный негодяй!
Копье рыцаря приняло горизонтальное положение; копыта мерина грозно загремели по асфальту.
Чужеземец отшвырнул в придорожную канаву свою куртку из овечьей шерсти, обнажив кольчугу, и отправил следом за курткой потрепанную широкополую шляпу, под которой оказалась маленькая стальная шапочка. Сэр Ховард на ходу опустил забрало, раздумывая, какой вид атаки собирается избрать незнакомец, если даже не обнажил позванивавшую у седла кривую саблю. Скорее всего, имея такую легкую лошадь, соперник попытается в последнюю секунду увернуться от копья…
Легкая лошадь стала уклоняться от удара; рыцарь повернул копье, но уход в сторону оказался ложным маневром, и чужеземец спокойно миновал острие копья слева. Сэр Ховард мельком увидел свернутый в кольцо кожаный ремень, быстро вращавшийся над головой чужеземца, а затем что-то сдавило ему шею. Мир перевернулся, асфальт встал дыбом и со страшной силой ударил сэра Ховарда по голове.
Чтобы подняться на ноги в тяжелых доспехах, надо сначала лечь на живот, после чего подтянуть под себя колени. Он перевернулся, стал с трудом подниматься и снова бухнулся головой вперед. Чужеземец обернул конец веревки вокруг луки седла. Его лошадь не давала ремню провисать, и всякий раз, когда рыцарь пытался встать на четвереньки, делала вперед шаг-другой, отчего тот снова падал плашмя. Лежа лицом вниз, он не мог видеть, что происходит. Затем что-то сдавило его правую руку, не оставляя никакой возможности достать меч. Перекатившись еще раз, он увидел, что чужестранец накинул ему на плечи вторую петлю. Спустя мгновение ремень полностью опутал его ноги, руки и шею; сэр Ховард оказался связанным, словно пойманный олень.
— Замечательно, — сказал чужеземец, подходя ближе, с охотничьим ножом в руке. — А теперь посмотрим, как ты поживаешь внутри этой железной дымовой трубы, которую вы тут называете доспехами… — Он поднял забрало и вдруг открыл рот от изумления:
— Скажи-и-те, пожалуйста! Да ведь ты — совсем не тот парень!
— Какой еще парень? — злобно прорычал сэр Ховард.
— Парень, который чуть не утопил меня в лошадином корыте. Здоровенный, по имени Бейкер, из Кэтскилла. Ездит на такой же здоровенной твари, да и доспехи у него такие же, как у тебя. Я был уверен, что ты — это он. Лица-то через забрало не различишь! Ошибочка вышла. Дико извиняюсь, мистер. Надеюсь, ты не станешь буйствовать, если я развяжу тебя и помогу подняться?
Сэр Ховард согласился не буйствовать. По правде говоря, из-за позорного поражения, он, с одной стороны, злился на нецивилизованного чужеземца с его нечестными способами вести поединок. С другой — восхищался противником и завидовал его искусству. Его одолело сильное любопытство, как тому удалось проделать фокус с ремнем.
Чужеземец был худощавым человеком с волосами соломенного цвета и, наверно, несколькими годами старше сэра Ховарда. Разматывая веревку, он объяснял:
— Меня зовут Хаас. Лайман Хаас. Я приехал из Вайоминга, с дальнего Запада. В здешних краях большинство народу никогда не слышало о Вайоминге. Прошлым вечером я спокойно выпивал в заведении Лукаса, это харчевня с баром в Кэтскилле, а Бейкер ко мне прицепился и затеял спор. Я мирный человек, но есть вещи, которые мне не по нутру. Так или иначе, но когда дело дошло до драки, Бейкер с двумя приятелями набросился на меня и, как я уже говорил, чуть не утопил в лошадином корыте. Теперь понимаю, почему спутал тебя с ним: твой герб не был виден под пончо. Это для меня урок. Никогда нельзя убивать человека, пока не знаешь наверняка, кто он такой. Надеюсь, твои замечательные доспехи не помялись об асфальт?
— Пустяки. Вмятиной больше, вмятиной меньше, для таких старых доспехов — никакой разницы. Тут частично и моя вина, надо же было самому подумать о пончо.
Хаас внимательно посмотрел на герб ван Слика и прочитал, медленно шевеля губами:
— «Покажи… им… небо… с… овчинку!» Интересно, что бы это значило?