— Здравствуйте, ваше священство, — ответил Гирей с ноткой неуверенности в голосе.
Феллон поднял голову повыше, чтобы из-под капюшона было видно его лицо.
— Я пришел получить причитающийся с тебя должок.
Гирей вгляделся в лицо Феллона и потер подбородок.
— Я… я должен знать вас, господин. Ваше лицо знакомо мне: готов поклясться я мужскою силой Йешта, что видел раньше вас, но…
— Помнишь землянина, который не дал кришнаитскому ученому прикончить тебя?
— О! То есть, в действительности вы не…
— Ты угадал. Только не выдавай нас никому, ладно?
Стражник немного опешил.
— Но как… Что… Это же святотатство! Мне же…
— А, брось ты! Ты же не против того, чтобы сыграть шутку с этими напыщенными иерархами, верно ведь?
— Шутку? В священном храме?
— Естественно. Я заключил пари на тысячу кардов, что побываю в подвале Сафка и выберусь обратно невредимым. Естественно, мне понадобится свидетель, готовый подтвердить, что я действительно там побывал — поэтому десятая часть суммы пойдет тебе, если ты скажешь, что видел меня здесь.
— Но…
— Что «но»? Я же не прошу тебя сделать что-то во вред религии. Я даже не предлагаю тебе взятку. Просто честную плату за то, чтобы рассказать правду, когда потребуется. Что в этом плохого?
— Но, благородные господа… — начал Гирей.
— И тебе никогда не хотелось, чтобы у этих надутых иерархов поубавилось спеси? Йешт, конечно, великий бог, но служат ему такие же люди, как мы, разве не так?
— Так, наверное…
— И разве ты не обещал помочь мне, когда я об этом попрошу?
Переговоры продолжались еще некоторое время, но мало кто — будь то кришнаит или землянин — был способен устоять перед аргументами Феллона, когда тот действительно вкладывал в них душу.
В конце концов, когда Феллон поднял ставку до четверти причитавшейся ему суммы, сбитый с толку Гирей сдался и сказал:
— Сейчас конец четырнадцатого часа, господа. Возвращайтесь не поздней конца пятнадцатого, ибо сменюсь я после этого. Когда ж не явитесь, придется вам до завтра ждать, когда я вновь на пост вступлю после полудня.
— И часто ты выстаиваешь десятичасовые вахты? — спросил Феллон, сочувственно приподнимая бровь. Поскольку кришнаиты делили свой день на двадцать часов, первый из которых начинался с рассветом (точнее, посередине между полуночью и полуднем), десятичасовая кришнаитская вахта продолжалась более двенадцати земных часов.
— Нет, лишь ночные столь длинны, — сказал Гирей. — Бывают же они через четыре дня на пятый, а завтра я стою с шестого по десятый час.
— Ладно, мы не забудем, — сказал Феллон.
Кришнаит прислонил алебарду к стене, чтобы отпереть дверь. Эта дверь, как и многие другие на Кришне, была снабжена примитивным замковым механизмом, состоявшим из скользящих засовов, имевшихся с обеих сторон, и больших замочных скважин над ними. Ключ, просунутый с одной стороны, мог открывать засов на противоположной. Сейчас ближний засов был задвинут, а дальний отперт, но из замочной скважины торчал большой ключ, которым его можно было сдвигать.
Гирей взялся за щеколду ближнего засова и выдернул ее из гнезда в дверной раме, потом потянул за бронзовую ручку. Дверь открылась, слегка скрипнув.
Феллон и Фредро проскользнули внутрь. Дверь с лязгом закрылась за ними.
Феллон заметил, что загадочные звуки были тут намного громче, как будто их источник находился где-то совсем рядом. Теперь уже можно было определить, что это шум кузнечной или слесарной мастерской. Феллон повел своего подопечного вниз по полутемной лестнице, которая вела в подвал. Шагая по ступенькам, он гадал, удастся ли им выбраться отсюда.
Фредро шепотом спросил:
— Что, если он выдаст нас жрецам?
— Меня тоже очень интересует ответ на этот вопрос, — сказал Феллон. — Но до сих пор счастье нам улыбалось.
— Может быть, мне не стоило настаивать на том, чтобы идти сюда. Плохое место.
— Ну и время ты выбрал, чтобы передумывать! Выпрямись-ка лучше и иди так, будто ты тут хозяин — может, еще и выкрутимся, — Феллон закашлялся, набрав в легкие задымленного воздуха.
У подножия лестницы начинался коридор с низким потолком и стенами, сложенными из грубо отесанных камней. С обеих сторон в него выходили многочисленные комнаты и ходы, из которых и доносились металлические звуки. Помимо желтого света от масляных светильников на стенах, лабиринт был освещен кроваво-красными отблесками, вырывавшимися из кузнечных и литейных печей, и сетка скрещивающихся алых лучей придавала ему жуткий вид, делая похожим на предместье Ада.