- Он проваливался внутрь, - медленно сказал Бинабик. - Одно мгновение он оставался передо мной, потом исчезал. Я капывал и капывал, но там была только одна такая земля. - Он покачал головой, - Капывал и капывал. Потом прибегали боганики. - Тролль закашлялся и выплюнул в огонь комочек земли. - Такое большое множество их было, шли из земли, как червяки, И еще всегда шли новые. Очень и очень больше.
- Ты сказал, там какой-то туннель. Может быть, есть и другие. - Мириамель с удивлением услышала свой неестественно спокойный голос. - Может быть, он просто провалился в другой туннель. Когда эти твари... эти землекопы... уйдут, мы пойдем искать его.
- С безусловностью, - вяло ответил Бинабик.
- Мы найдем его, вот увидишь.
Тролль провел рукой по лицу и отнял ее, перепачканную землей и кровью. Взгляд его ничего не выражал.
- В бурдюке есть вода, - сказала принцесса. - Дай я промою порезы.
- У вас тоже рана. - Бинабик указал корявым пальцем на ее лицо.
- Я принесу воды. - Она встала, ноги ее дрожали. - Мы найдем Саймона, вот увидишь.
Тролль ничего не ответил.
Когда Мириамель, пошатываясь, шла к седельным сумкам, она пощупала подбородок в том месте, где его оцарапали когти землекопа. Кровь уже высохла, но щеки ее были мокры от слез - а она и не знала, что плачет.
Его нет, подумала принцесса. Нет.
Глаза ее так затуманились, что она чуть не споткнулась.
Элиас, Верховный король Светлого Арда, стоял у окна и смотрел вверх, на посеребренный лунным светом смутный силуэт Башни Зеленого ангела. Окутанная тайной и тишиной, она казалась частью другого мира, порождающей странные вещи. Элиас смотрел на нее, как смотрит на море человек, который знает, что будет моряком и погибнет в волнах.
Комната короля напоминала нору какого-то животного. На кровати в середине комнаты не было ничего, кроме пропитанного потом тюфяка, ненужные одеяла валялись на полу - жилища мелких паразитов, которые были в состоянии выносить мороз, ставший для короля скорее необходимостью, чем прихотью.
Окно, у которого стоял король, как и все остальные окна этой длинной комнаты, было широко распахнуто. Лужицы дождевой воды натекли на каменные плиты под оконными переплетами; в особенно холодные ночи они замерзали, образуя на полу белые полоски. Ветер занес в комнату сухие ветки, листья и даже окоченевший труп воробья.
Элиас смотрел на башню, пока лунный свет не засиял своеобразным ореолом вокруг стройной фигуры ангела. Потом он повернулся, кутаясь в потрепанную мантию:
там, где нитки сгнили сквозь прорехи виднелась белая кожа.
- Хенгфиск, - прошептал он, - мою чашу.
То, что казалось всего-навсего еще одной кучей грязного тряпья, неожиданно развернулось, превратившись в монаха. Он молча поспешил к стоящему у двери столу и открыл каменный кувшин. Наполнив кубок темной дымящейся жидкостью, монах отнес его королю. Вечная ухмылка монаха, может быть немного менее широкая, чем обычно, слабо мерцала в темной комнате.
- Я не усну сегодня, - сказал король. - Сны, знаешь. - Хенгфиск молчал, но его выпученные глаза выражали абсолютное почтительное внимание. - И есть кое-что еще. Я чувствую это, но не могу объяснить. - Он взял кубок и вернулся к окну. Эфес серой Скорби царапал подоконник. Элиас давно уже не снимал меч даже на ночь; след от клинка оставался на матрасе рядом с вмятиной от тела короля.
Элиас поднес чашу к губам, глотнул, потом вздохнул.
- Переменилась музыка, - проговорил он, - великая музыка тьмы. Прейратс ничего не говорит, но я знаю. Мне не нужен этот евнух, чтобы узнавать о таких вещах. Теперь я сам могу видеть, слышать... обонять. - Он вытер рот рукавом мантии, прибавив еще одно черное пятно ко многим другим, уже давно засохшим. Кто-то все изменил. - Он долго молчал. - Может быть, Прейратс просто скрывает это от меня? - Король обернулся и посмотрел на своего виночерпия. В этот момент он казался почти разумным. - А может быть, он и сам не знает. Прейратс много чего не знает. Это уже не первая моя собственная тайна. - Элиас задумался. - Но если Прейратс не видит... не видит... перемен, что это может значить, хотел бы я знать. - Он снова повернулся к окну и посмотрел на башню. - Что это может значить?
Хенгфиск терпеливо ждал. Наконец Элиас допил и протянул ему чашу. Монах принял ее из рук короля, отнес обратно на стол у двери и двинулся назад, в свой угол. Он лег у стены, но голову не опустил, как будто ждал дальнейших указаний.
- Башня ждет, - тихо сказал Элиас. - Она ждала долго.
Когда он снова прислонился к подоконнику, поднялся ветер. Он взъерошил черные волосы короля, поднял с пола несколько листьев и с шуршанием погнал их по комнате.
- О отец! - мягко сказал король. - Господь милосердный, если бы я мог заснуть!
Несколько ужасных мгновений Саймон чувствовал, что тонет в холодной сырой земле. Все сны, которые он когда-либо видел о смерти и погребении, молниеносно пронеслись в его памяти, когда земля лезла ему в глаза, забивала нос и рот, сковывала ноги. Он пытался ухватиться за что-нибудь, пока не перестал чувствовать руки, но земля по-прежнему душила его.
Потом он был извергнут так же внезапно, как и проглочен. Его ноги, которыми он брыкался и лягался, как утопающий, перестали встречать сопротивление; он почувствовал, что стремительно скатывается вниз с лавиной рыхлой земли. Саймон тяжело приземлился, судорожно вздохнул и проглотил землю.
Он долго стоял на коленях, задыхаясь и кашляя. Когда разноцветные пятна, мелькавшие перед его глазами, стали исчезать, Саймон поднял голову. Где-то был свет - неяркий, но достаточный, чтобы разглядеть низкие округлые своды пространство, не намного шире его самого.
Еще один туннель? Или просто яма в глубине, его могила, в которой скоро кончится воздух?
Маленький огонек, казалось, вырос из кучи рыхлой земли, на которой скорчился Саймон. Это и был единственный источник света. Когда Саймону наконец удалось заставить двигаться дрожащие ноги, он подполз к нему и обнаружил, что это кончик одного из его факелов, нижняя часть которого была погребена под обвалом. С невероятной осторожностью он разгреб глинистую землю и освободил факел, потом счистил налипшую грязь, отчаянно ругаясь каждый раз, когда обжигал пальцы. Закончив с этим, Саймон повернул его огнем вниз, чтобы слабое пламя разгорелось. Вскоре света стало больше.
Первое, что увидел Саймон, это то, что он действительно попал в другой туннель. Один его конец уходил вниз, как и тот, куда Саймон пробрался из могилы, но только в этом коридоре не было отверстия в большой мир. Туннель обрывался рядом с Саймоном земляной осыпью: тяжелой грудой камней и мокрой земли. В какую бы дыру он ни провалился, теперь она была завалена.
Вторым, что попалось ему на глаза, был тусклый металлический блеск в куче земли перед ним. Он протянул руку и был отчаянно разочарован тем, какой мелкий предмет сжали его пальцы. Это не был Сверкающий Гвоздь. На ладони у Саймона лежала серебряная пряжка от пояса.
Он повернул грязную пряжку, чтобы поймать свет факела. Очистив ее от грязи, Саймон засмеялся - это был хриплый, болезненный звук, быстро затихший в узком пространстве. Так вот ради чего он рисковал жизнью, вот что бросило его в ставшие тюрьмой глубины! Пряжка была так исцарапана и изношена, что изображение на ней было едва различимо: в центре какое-то животное с квадратной мордой - нечто вроде медведя или свиньи, вокруг несколько длинных узких предметов - возможно, стрел. Пряжка была старой и никому не нужной.
Саймон воткнул факел в землю и попробовал залезть на кучу камней и глины. Небо должно быть где-то наверху. Его ужас усиливался с каждой минутой. Бинабик, конечно, уже откапывает его. Но он ничего не сможет сделать без помощи Саймона. Он осторожно спустился к основанию осыпи и оставался там, пока не нашел способ двигаться, не вызывая новых обвалов. Наконец он забрался достаточно далеко и начал неистово копать, отшвыривая назад ливень сырых комьев, но новая земля сыпалась на их место. Время шло, и движения Саймона становились все более истерическими. Без всякого результата он зарывался в рыхлую землю, отбрасывая ее назад горстями, как обезумевший терьер. Слезы текли по его лицу, смешиваясь с каплями пота, так что щипало глаза. Не было конца обвалу, сколько бы он ни копал.