«Ну, — думает, — надо обойти стадо. А то у пастухов собаки злые, почуют чужого человека — разорвут».
Стал он забирать стороною. Вдруг видит — вынырнули вдали из-за пригорка две точки, маленькие, словно блохи, и скачут в его сторону.
Испугался он, оглянулся, где бы укрыться. Да куда тут спрячешься — везде степь голая, гладкая, как тарелка.
Стал он на месте. «Будь, — думает, — что будет».
А точки приближаются, и видно уже, что это двое верховых, пригнувшись, скачут. Вот уж совсем близко.
Видит Юсуф — скачут прямо на него дикие люди, маленькие, грязные, из-под косматых шапок желтеют рожи скуластые, раскосые. Коней нагайками крестят.
«Эх, — думает Юсуф, — прямо на басмачей нарвался».
Поднял он кверху руки.
— Отдам, — кричит, — все отдам, только живым оставьте!
Скинул он шинель, стащил сапоги, бросил на землю и босиком побежал дальше.
Далеко отбежал Юсуф. Когда скрылись верховые за пригорком, сел на траву, посмотрел на свои голые ноги.
«Ну, — думает, — я еще легко отделался, а то басмачи редко живого отпустят».
И решил Юсуф все-таки продолжать путь.
Солнце уже перевалило за полдень, когда он, наконец, пришел в аул.
Аул был большой. Кривыми рядами лепились серые глиняные мазанки на выгоревшем от солнца бугре. Посреди аула площадь, и на ней лавки и чайханы.
На площади кучки народу. Всюду в воздухе торчат оглобли распряженных повозок, возле них разложены тюки шерсти, овчин, груды глиняных горшков и мисок. В стороне овцы, быки, верблюды и возле них пастухи полудикие, оборванные, из глухой степи — точь-в-точь как те, что повстречал Юсуф по дороге.
В чайханах под навесом сидят люди, пьют жирный киргизский чай, заедают белым пухлым хлебом.
Ходит Юсуф, смотрит, как они едят, а попросить не решается. Смотрят и на него люди, молча разглядывают грязного, оборванного чужака.
«Эх, — думает Юсуф, — если бы знали, что я голоден, может и накормили бы».
Ходит он, заглядывает во внутрь, а попросить совестно. Наконец решился.
Подошел он к одной лавке, где хозяин дремал за стойкой. Постоял немного, только хотел попросить.
— Кетчь, кетчь — прочь, — сказал торговец, разлепляя глаза.
Словно варом обдало Юсуфа. Сгорбился он и пошел долой с площади.
Совсем ослабел он, через силу доплелся до края аула, лег на какой-то заваленке. В голове шум и знобит всего.
«Ну, — думает, — видно здесь и подыхать придется».
До вечера провалялся он на заваленке. За все время никто не прошел мимо и не видел его. Только раз пробежала собака с обрубленным хвостом, порычала и побежала дальше.
К вечеру, когда зной спал, стало ему легче.
Встал он, хотел сходить напиться к ручью, что протекал вдоль аула. Видит — недалеко от него сарай какой-то стоит на отшибе, к его стенке жердь приделана, и на нее куры на ночлег взлетают. Обрадовался Юсуф — вот оно где мое счастье.
Поздно вечером, когда все в ауле затихло, подкрался он в темноте к сараю, пригнулся к земле, смотрит — виднеется против зари жердь и на ней темными комками спящие куры.
Подлез он под самый насест, высматривает, как бы покрупнее птицу захватить.
Только он приподнялся — словно толкнуло его что под руку: что ж это я делаю?
Опустился он опять на землю. И страшно ему, и себя до слез жалко.
«До чего ж, — думает, — я дошел — кур с голодухи ворую».
Повернулся он, хотел уж уйти обратно, да зацепился за что-то в темноте ногой. Пошатнулась жердь, всполошились куры, закричал петух, захлопал крыльями.
Как подскочит Юсуф. Схватил петуха — и бежать. Бежит так, что ветер в ушах, только слышит, как хрустит под пальцами петушиное горло. Сзади ему слышны шум, крики, будто весь аул за ним гонится. А это потревоженные куры с насеста разлетаются.
Далеко отбежал Юсуф. Наконец, запыхался, остановился.
Смотрит — в ауле спокойно, сам он в степи стоит. Прислушался — все тихо, только слышно где-то в темноте вода журчит. Пошел он, спустился в ложбину, отыскал воду, напился, насбирал сухого былья и развел огонь. Вычистил, выполоскал петуха, и когда огонь разгорелся, засунул его в угли жариться. Как наелся, сразу повеселел, силы в нем прибавилось.
«Надо, — думает, — хорошенько выспаться, а завтра, пока цел, убираться опять на станцию. Лучше уж там как-нибудь пережду».