1821-1823
XXI. Котёнок и Скворец
В каком-то доме был Скворец,Плохой певец;Зато уж филосo?ф презнатный,И свёл с Котёнком дружбу он.Котёнок был уж котик преизрядный,Но тих, и вежлив, и смирён.Вот как-то был в столе Котёнок обделён.Бедняжку голод мучит:Задумчив бродит он, скучаючи постом;Поводит ласково хвостомИ жалобно мяучит.А филосo?ф Котёнка учитИ говорит ему: «Мой друг, ты очень прост,Что терпишь добровольно пост;А в клетке над носом твоим висит щеглёнок:Я вижу, ты прямой Котёнок». —«Но совесть…» – «Как ты мало знаешь свет!Поверь, что это сущий бредИ слабых душ одни лишь предрассудки,А для больших умов – пустые только шутки!На свете кто силён,Тот делать всё волен.Вот доказательства тебе и вот примеры».Тут, выведя их на свои манеры,Он философию всю вычерпал до дна.Котёнку натощак понравилась она:Он вытащил и съел щеглёнка.Разлакомил кусок такой Котёнка,Хотя им голода он утолить не мог.Однако же второй урокС большим успехом слушалИ говорит Скворцу: «Спасибо, милый кум!Наставил ты меня на ум».И, клетку разломав, учителя он скушал.
1821-1823
XXII. Две собаки
Дворовый, верный пёсБарбос,Который барскую усердно службу нёс,Увидел старую свою знакомку,Жужу, кудрявую болонку,На мягкой пуховой подушке, на окне.К ней ластяся, как будто бы к родне,Он, с умиленья, чуть не плачет,И под окномВизжит, вертит хвостомИ скачет.«Ну, что, Жужутка, как живёшь,С тех пор как господа тебя в хоромы взяли?Ведь помнишь: на дворе мы часто голодали.Какую службу ты несёшь?» —«На счастье грех роптать, – Жужутка отвечает, —Мой господин во мне души не чает;Живу в довольстве и добре,И ем и пью на серебре;Резвлюся с барином; а ежели устану,Валяюсь по коврам и мягкому дивану.Ты как живёшь?» – «Я, – отвечал Барбос,Хвост плетью спустя и свой повеся нос, —Живу, по-прежнему: терплю и холодИ голод,И, сберегаючи хозяйский дом,Здесь под забором сплю и мокну под дождём;А если невпопад залаю,То и побои принимаю.Да чем же ты, Жужу, в случай попал,Бессилен бывши так и мал,Меж тем как я из кожи рвусь напрасно?Чем служишь ты?» – «Чем служишь! Вот прекрасно! —С насмешкой отвечал Жужу. —На задних лапках я хожу».
Как счастье многие находятЛишь тем, что хорошо на задних лапках ходят! [140]
1821-1823
XXIII. Кошка и Соловей
Поймала Кошка Соловья,В бедняжку когти запустилаИ, ласково его сжимая, говорила:«Соловушка, душа моя!Я слышу, что тебя везде за песни славятИ с лучшими певцами рядом ставят.Мне говорит лиса-кума,Что голос у тебя так звонок и чудесен,Что от твоих прелестных песенВсе пастухи, пастушки – без ума.Хотела б очень я самаТебя послушать.Не трепещися так; не будь, мой друг, упрям;Не бойся: не хочу совсем тебя я кушать,Лишь спой мне что-нибудь: тебе я волю дам,И отпущу гулять по рощам и лесам.В любви я к музыке тебе не уступаю.И часто, про себя мурлыча, засыпаю».Меж тем мой бедный СоловейЕдва-едва дышал в когтях у ней.«Ну, что же? – продолжает Кошка, —Пропой, дружок, хотя немножко».Но наш певец не пел, а только что пищал.«Так этим-то леса ты восхищал! —С насмешкою она спросила. —Где ж эта чистота и сила,О коих все без умолку твердят?Мне скучен писк такой и от моих котят.Нет, вижу, что в пенье ты вовсе не искусен:Всё без начала, без конца.Посмотрим, на зубах каков-то будешь вкусен!»И съела бедного певца —До крошки.
1821-1823
XXIV. Рыбья пляска
От жалоб на судей,На сильных и на богачейЛев, вышед из терпенья,Пустился сам свои осматривать владенья.Он идёт, а Мужик, расклавши огонёк,Наудя рыб, изжарить их сбирался.Бедняжки прыгали от жару кто как мог;Всяк, видя близкий свой конец, метался.На Мужика разинув зев,«Кто ты? что делаешь?» – спросил сердито Лев.«Всесильный царь! – сказал Мужик, оторопев, —Я старостою здесь над водяным народом;А это старшины, все жители воды;Мы собрались сюдыПоздравить здесь тебя с твоим приходом». —«Ну, как они живут? Богат ли здешний край?»«Великий, государь! Здесь не житьё им – рай.Богам о том мы только и молились,Чтоб дни твои бесценные продлились».(А рыбы между тем на сковородке бились.)«Да отчего же, – Лев спросил, – скажи ты мне,Они хвостами так и головами машут?» —«О мудрый царь! – Мужик ответствовал, – онеОт радости, тебя увидя, пляшут».Тут, старосту лизнув Лев милостиво в грудь,Ещё изволя раз на пляску их взглянуть,Отправился в дальнейший путь. [142]
1821-1823
XXV. Прихожанин
Есть люди: будь лишь им приятель,То первый ты у них и гений и писатель,Зато уже другой,Как хочешь сладко пой,Не только, чтоб от них похвал себе дождаться,В нём красоты они и чувствовать боятся.Хоть, может быть, я тем немного досажу,Но вместо басни быль на это им скажу.
вернуться
«Поймали птичку голосисту, И ну сжимать её рукой: Пищит бедняжка вместо свисту А ей твердят: „Пой, птичка, пой!“»
141
Басня была первой из опубликованных Крыловым в печатном органе Вольного общества любителей российской словесности и сопровождена восторженным редакционным примечанием – см. с. 392-393 наст. изд. Современники ставили эту басню в связь с новым цензурным уставом, обсуждаемым в то время, который впоследствии получил наименование «чугунного». Тема басни близка к стихотворению Державина «На птичку» (опубликовано позднее):
вернуться
«Не могши боле тут Лев явной лжи стерпеть, Чтоб не без музыки плясать народу, Секретаря и воеводу В своих когтях заставил петь».
142
При жизни Крылова печаталась под названием «Рыбьи пляски» в переработанном по требованию цензуры виде и заканчивающейся иначе:
О реальном смысле басни см. с. 381 наст. изд. Схожий сюжет – в басне Хемницера «Путешествие Льва». В настоящем издании «Рыбья пляска» печатается по тексту сохранившегося автографа.