Все встали перед богачом;
Всяк богача с почтением встречает,
Всяк стул и место уступает,
И под руки его берут,
То тут,
То там его сажают,
Поклоны чуть ему земные не кладут
И меры нет, как величают.
Бедняк, людей увидя лесть,
К богатому неправу честь,
К себе неправое презренье,
Вступил о том с своим соседом в рассужденье.
„Возможно-ль“, говорит ему,
„Что так людей богатство ослепляет.
Достоинства того, кто беден, получает,
А кто богат, того пороки прикрывает?
Куды, как это огорчает!“
— Дивишься ты чему!—
Другой на это отвечает —
Достоинств, ведь, взаймы не ищут никогда,
А денег—завсегда.
ЛЬВИНЫЙ УКАЗ
„Такое-то число и год,
По силе данного веленья,
Рогатый крупный, мелкий скот
Имеет изгнан быть из львиного владенья,
И должен выходить не в сутки, в один час“.
Такой объявлен был львом пагубный указ,
И все повиновались:
Отправился козел, бараны в путь сбирались,
Олень и вол и все рогатые скоты.
„А ты, косой, куды?“
— Ах, кумушка, беды! —
Трусливый зайчик так лисице отзывался,
А сам совался
И метался:
— Я видел тень ушей моих;
Боюсь, сочтут рогами их
Министры львины. Ах! зачем я здесь остался?
Опаснейшими их рогами обнесут.
— „Ума в тебе не стало: это уши!“
Лисица говорит. — Рогами назовут:
Пойдут и уши тпруши.
ЗАЯЦ, ОБОЙДЕННЫЙ ПРИ ПРОИЗВОЖДЕНИИ
Случилося у льва в чины произвожденье.
За службу должно награждать,
Но я хочу сказать,
Что злоупотребленье
И в скотской службе есть.
„Ну, как без огорченья
Возможно службу несть,
Когда достоинство всегда без награжденья?“
Так заяц говорил
(Обижен заяц был
И обойден считался):
„Я пред лицом служу, а зайцем же остался!
Медведь стал господин,
И волка наградили;
Лисицу через чин
Судьею посадили
В курятнике рядить:
Случится же судью так кстати посадить!
А где они служили?
Край света, на войне; и то
Не ведает еще никто,
Что били ли они, или самих их били.
А я,
Хотя не воин,
Хотя и не судья.
Известна служба льву моя:
Известно, я чего достоин“.
— Да где ты, друг, служил?—
Барсук его спросил.
— „Перед самим царем два года с половиной
Я всякий день шутил;
А он меня сравнил
Теперь с другой скотиной,
Котора ничего не делала нигде!“
— Ты шутствовал везде,
И чином наградить тебя бы было должно;
Твой также труд не мал!—
Барсук ему сказал —
Но произвесть тебя по службе невозможно:
Ты знаешь, ведь, мой свет,
Что обер-шутов в службе нет.
ДВОРОВАЯ СОБАКА
Жила у барина собака на дворе
В таком довольстве и добре,
В каком, бывало, жил чернец в монастыре,
Всего же боле,
Что жить могла на воле.
Сосед, который в дом к боярину ходил,
Собаку эту полюбил,
Да как достать ее, не знает:
Просить боярина об ней он не хотел,
Украсть ее — бездельством счел.
„Нет, надобно“, он рассуждает,
„Скромнее поступить,
И тонким образом собаку ту сманить“.
Бездельство тонкое бездельством не считает,
И всякий раз, когда, бывало, ни придет,
Речь о собаке заведет:
При ней самой ее как можно выхваляет,
А барину пенять начнет,
Что содержание ей у него худое:
„Нет, у меня житье ей было-б не такое;
Иного я куска и сам бы есть не стал,
Да этой бы собаке дал;
Всегда бы спать с собою клал.
А у тебя она лишь кости подбирает
И как случится спит!“
Все, что сосед ни говорит,
Собака правдою считает
И думает: „Что? может быть, и впрямь
Еще мне лучше будет там,
Хоть хорошо и здесь… отведать бы пуститься;
А худо—и назад, ведь, можно воротиться“.
Подумала, да и с двора долой,
К соседу прямо прибежала.
Живет дней несколько, и месяц, и другой,
Не только что куска того не получала,
Которого, сосед сказал,
Не сел бы сам, а ей бы дал,—
И костью с нуждою случится
Собаке в праздник поживиться.
Спать—хуже прежнего спала,
А сверх того еще привязана была.
И поделом: зачем сбежала?
Вперед, собака, знай, когда еще не знала,
Что многие умеют мягко стлать,
Да жестко спать.
Собаки добрые с двора на двор не рыщут
И от добра добра не ищут.
ВЕЛИКАН И КАРЛИКИ
Купались карлики. К ним великан пришел,
Который тож хотел
Купаться,
Да видит, для него река
В том месте, где они купаются, мелка.
Их спрашивать и добиваться:
Не знают ли, где глубина?
„Поди туда“, ему сказали:
„Вот там она“.
И место указали.
Однако же, река
Для великана все мелка,
Чтобы купаться.
Еще у них он добиваться!
„Ну!“ говорят: „так там такая глубина,
Что не найдешь и дна!
Мы через это место плыли“.
Но, все, где карлики и дна не находили,
В брод переходит великан.
Иному и в делах лужайка—океан.
ВОЛЧЬЕ РАССУЖДЕНЬЕ
Увидя волк, что шерсть пастух с овец стрижет,
„Мне мудрено“, сказал: „и я не понимаю,
Зачем пастух совсем с них кожу не дерет.
Я, например, так я всю кожу с них сдираю
И то-ж в иных дворах господских примечаю.
Зачем бы и ему не так же поступать?“
Слон, волчье слыша рассужденье,
„Я должен“, говорит, „тебе на то сказать:
Ты судишь так, как волк, а пастухово мненье-
Овец своих не убивать.
С тебя, да и с господ иных примеры брать,
Не будет, наконец, с кого и шерсть снимать“.
ЖЕЛАНИЕ КОЩЕЯ
„Вот эту-б тысячу мне только докопить,
А там уж стану я довольствуяся жить“,
Сказал кощей, давно уж тысячи имея.
Сбылось желание кощея,
И тысячу он докопил;
Однако же, кощей все недоволен был.
„Нет, тысячу еще; а ту когда достану,
Я, право, более желать не стану“.
Увидим. Тысячу и эту он достал,
Однако, слова не сдержал
И тысячу еще желает,
Но уж последнюю, в том точно уверяет.
Теперь он правду говорил:
Сегодня тысячу и эту докопил,
А завтра умер он, и все его именье
Досталося по нем другим на расточенье.
Когда-б кощей иной,
Доход приумножая свой,
Еще сегодня догадался,
И пользоваться им старался!
ПАУК И МУХИ
„Постой, паук сказал:
Я чаю, я нашел причину,
Зачем еще большой я мухи не поймал,
А попадается все мелочь: дай, раскину
Пошире паутину;
Авось-либо тогда поймаю и больших“.
Раскинув, нажидает их:
Все мелочь попадает;
Большая муха налетит,
Прорвется и сама, и паутину мчит.
А это и с людьми бывает,
Что маленьким, куда
Ни обернись, беда,—
Вот, например, большой, хоть в краже попадется,
Выходит прав из-под суда;
А маленький наказан остается!
ЧЕРВИ
Прекрасным садом кто-то шел
И в нем гнездо червей нашел.
А черви — гадина такая
В саду, как язва моровая.
Как недугов таких
Найти и не напасть на них?
Не вытерпишь никак, чтоб саду не вредили.