- Помнится, мать учила вас верить, как подсказывает сердце... Вы что-то раздражительны сегодня. Если вам досаждает головная боль, то поберегите себя, оставайтесь, а войско поручите... скажем, Людвигу.
- Выступаем немедленно! - бросил принц оруженосцу и хлопнул дверью.
Войско Священной Римской империи отбыло из Саарбрюккен-шлоссе следующим же утром.
Герцог, его семейство, двор, а также Фридрих с небольшою свитой наблюдали с крепостной стены.
Ульрика обнимала за плечи Бланку. Бланка держала здоровой рукой младенца и роняла хрустальные слёзы на его кружевной чепчик.
- Сестрица, ты читала о путешествии Марко Поло? - наклонилась к ней старшая сестра. - В стране, куда он приехал, принято говорить так: "Если сидеть на берегу и ждать, вода принесёт труп врага". Садись и жди, сестрица, река на твоей стороне.
Бланка поцеловала сына в пушистую мордочку.
15 Молодой баварский князь Людвиг - в реальности Людвиг X Баварский, по прозвищу Богатый, был в то время уже пожилым.
<p>
V</p>
"Дорогой Зигмунд!
Чтобы взяться за описание Кёльна, нужно сравнить его с миражом в пустыне или с водоворотом в быстрой реке - настолько он притягивает и затягивает. Это стихия столь же бурная, как Рейн, в который он смотрится с берега точно в зеркало. Стоит хоть раз приблизиться среды толпы паломников к вратам кафедрала, или смешаться с пёстрой толпой школяров, или запутаться в неводе его улиц - как всё твоё существо и имущество утекает сквозь пальцы под звон чаш и стук игральных костей. Только здесь - в граде древнем, как сама Империя, задумываешься, сколь бренны удовольствия, и пир не приносит с собой утешенья, что черпаем мы на дне кубка..."
Такое письмо, не лишённое красоты слога, хоть и пестрящее огрехами правописания - вероятно, вследствие отчаяния, коим пронизано всё послание, получил канцлер Фридриха, вынужденный оставаться при императоре по долгу службы.
Император оставался в Саарбрюккене, что сбило с толку гонца, направившегося сперва по западной дороге, но не нашедшего следов передвижения и пребывания там свиты кайзера. Посланник свернул в Аугсбург, предположив, что Фридрих мог возвратиться в свою резиденцию. Словом, он сменил с десяток лошадей, истратил все запасы сил, даже самые сокровенные, пока не сообразил, что гощение в Саарбрюккене могло затянуться.
Выслушав устный наказ не доверять содержание письма государю, канцлер прочёл его дважды и крепко задумался. Просьба Максимилиана была попросту невыполнима. Сокрушаясь по излишней тяге к мирским удовольствиям, принц сообщал, что растратил все средства и не в состоянии покинуть постоялый двор. Не мог бы друг его выручить, передав с человеком, что передал это письмо, некую сумму денег?
Зигмунд разделил с товарищем это несчастье, потому как его кошелёк тоже был пуст.
Но не зря молодой человек ступил на стезю государственной службы, ведь он умел отринуть личное благо ради блага короны. Бургундской короны на сей раз: владеньям Марии грозит разорение, а юной прекрасной правительнице - гибель от голода в осаждённой крепости. Если прибавить ко времени, что Максимилиан оставался в Кёльне, время, что ушло на доставку письма...
Он вынужден предать доверие друга, но столь опасное положение дел скрывать нельзя.
Со своей стороны, Фридрих не менее Зигмунда жаждал нарушить тайну. Гордость не позволяла ему написать сыну, и он оставил Зигмунда при себе, надеясь, что с ним-то Максимилиан не преминет переписываться.
Существовало лишь одно препятствие: пресловутая гордость не позволяла расспросить канцлера.
Фридрих, по обыкновению, обратился за помощью к даме сердца.
Дама, не задумываясь ни секунды, изрекла, что необходимо собрать крошку от сургуча, которым было запечатано письмо. Она отрядила горничную в покои канцлера, а сама приготовила свечу и чашу с водой.
Девушка вернулась с пустым совком и чистым веником, но с отколупанным от забытого на столе свитка кусочком. Она вполне сносно владела грамотой и ошибиться с письмом не могла.
Ульрика под внимательным и любопытным взором своего преклонных лет рыцаря расплавила сургуч над светочем и капнула в холодную воду.
Простота сих действий не идёт ни в какое сравнение с выспренностью алхимических изысканий, думал Фридрих, жадно следя за лилейными пальцами в благоухающих липовым цветом сумерках. Сладость дурманила, и виделось ему, что все шпалеры расцветают, оплетаясь новыми узорами, и всё, что есть старого в комнатах, в замке, вокруг - обновляется и обретает нежность, свойственную юности - как тает в пламени бурый сургуч.
Капли застыли на воде. Просто капли. Маленькие красные круги и точки - россыпь по прозрачной глади. Оседают на дно или держатся на поверхности... Что они значат?
Слёзы?
Порох?
Ульрика нахмурилась и поводила руками над чашей. "Думай, думай", - беззвучно произнесла она, обращаясь к самой себе. Шаги за дверью торопили и, отвлекая, одновременно заставляли медлить.
Не в меньшем смятении находился идущий. Известно ль, за каким занятием застанет он кайзера и хозяйку замка?
Он замер на пороге, прежде чем поднести руку к дверному молотку.