- Ваше высочество?..
- Она будет меня учить!
- Что случилось? Простите моё любопытство...
- Саарландская ведьма! Сколько мне тратить! Она будет считать мои деньги! - он швырнул кошелёк на пол. Монеты рассыпались.
Клаус бросился подбирать.
- Я запрещаю тебе к ним прикасаться! - Габсбург топнул по монетам, слуга еле успел отдёрнуть руку. - Ей мало нашего позора!..
Клаус предпочёл промолчать, подождал, пока Его высочество накричится вволю, даже вышел из комнаты, а убедившись, что Максимилиан снова заснул, вернулся босиком, собрал монетки по одной - и поспешил к друзьям. Но не делить осиротевшее золото меж собой, а расплатиться по долгам. Заметно полегчавший кошелёк Клаус и Франц нижайше вручили баварцу Людвигу и столь же нижайше молили взять на себя все расходы в пути до Гента, а там, авось, награбят что-нибудь.
Людвиг понимающе кивнул, позвал рыцарей, ополченцев и слуг, а также хозяина, хозяйку и кузнеца, и с ними наравне держал совет, ведь это был государственный ум не менее возвышенный, чем у канцлера Зигмунда...
Максимилиан проснулся от тряски. Он приподнялся на постели и попытался понять, где находится. Над головой пел ветер и плясали ветви. Под ногами скрипела колёсная ось.
Он проснулся в обозе посреди дороги.
За спиной подрагивали, как виденье в пустынном мареве, грузные башни Ханенторбурга - западной крепостной стены.
Ворота святого Северина впустили войско, ворота Ханенторбурга - исторгли.
Так избавлены были от скорбной юдоли император, канцлер, герцогиня Бургундская, войско германское, граждане древней Колонии Агриппины (18), а главное, почтенный мейстер Хофман - владелец постоялого двора на улице Святой Марии.
16 Фрицхе - то есть Фрицхен, Фридрих. Уменьшительный суффикс "хен" во франконском диалекте, распространённом в том числе в Саарланде, теряет конечный "н".
17 Паук - прозвище французского короля Людовика XI.
18 Колония Агриппины - античное название Кёльна, основанного, по преданию, императрицей Агриппиной.
<p>
VI</p>
Остаток пути не стал омрачён для войска гневом предводителя, ведь Максимилиан обладал характером вспыльчивым, но отходчивым. Он умел отогнать чёрные мысли и радоваться всему, что находилось приятного в закромах мироздания. Погода стояла прекрасная, не нужно было измышлять хитрости, чтоб уберечь доспехи и оружие от влаги. Зарево войн не достигало имперских владений, и мрачных картин разорения и насилия не наблюдалось. Жители одного городка подарили им несколько коров и овец на пропитание. О долгах никто не напоминал, к тому же все расходы внезапно взял на себя Людвиг, а деньги у него всегда водились. Разве что у самой рощи близ Кёльна нагнал их какой-то знатный безумец и увещевал одуматься. Якобы король Франции не давал позволения герцогине Бургундии выходить замуж. Максимилиан от души посмеялся над этим юродством, вед всему христианскому миру известно, что Мария Бургундская не приходится никому вассалом. Позже ему объяснили, что это был посол Людовика.
Бодрость духа поддержала Максимилиана и на подъезде к Эно, и в окрестностях Гента, истощённых грабежами и почти обезлюдевших. Валлонские стычки и битвы казались ему лишь прологом к чему-то большему, тренировкой перед настоящим сражением.
Прорваться в Гравенстейн было непросто. Но кража у врага пороха и нескольких пушек облегчила задачу. (Не такие уж они неприподъёмные, эти мортиры - или бомбарды?) А далее мастерство конной атаки решает дело.
Довольный собой, освободитель въезжал в Гентский замок. Город был изукрашен, как книжная картинка под кистью не знающего меры художника. Казалось, жители Гента поставили цель заполнить все пустые пространства и расцветить все одноцветные поверхности.
- Что это за полотнища? - наклонился Максимилиан к другу.
- Это приветствия граждан: "Да здравствует Максимилиан", "Слава имперскому войску", "Да продлит Господь лета доблестного освободителя", - читал Баварец, слегка щурясь.
- Это?..
- Да, Ваше высочество, это латынь, - неохотно сознался Людвиг.
- Что ж, без неё совсем нельзя?
- Увы, мне очень жаль...
Епископы в белоснежных, подобно апостольским, одеяниях, встречали на пороге герцогских покоев. А далее - как чернота земли обнаруживается под снегом, ликование белизны сменяется чёрным великолепием траура. Мария и вся её свита укрыли в убежище всю роскошь Дижона, преуспев в спасении всей подобающей торжеству обстановки.
Мария сходила с ума от волнения. Нет, благодарность её не имела предела, а счастье освобождённой пленницы не знало границ. Но, как назло, незадолго до сего благословенного августовского утра, ей передали письмо. Французский король смел давать ей последние наставления:
"Ваш отказ Клевскому пьянице, грубияну англичанину и ненавистному испанцу ещё вселял в наше сердце надежду на ваше благоразумие. Но выбор ваш превзошёл все ожидания. Спешим уведомить Вашу светлость, что избранник ваш не только принадлежит к самому скаредному среди всех известных мне благородных семейств - он туп как пробка и вдобавок бессловесен. Если Ваша светлость питает слабость к неодушевлённым предметам, наши мастера способны изготовить для вас куклу в человеческий рост, которую вы сможете сажать против себя за трапезу. При прочих равных условиях, это введёт вас в несравнимо меньшие расходы, чем брак, на который вы решаетесь".