— Но всё же брат! Это всяко лучше, чем ничего. Вот… я принёс.
Винченцо развязал торбу и достал глиняную бутыль с буханкой свежего хлеба и ветчины. Поставил на третий камень, предварительно постелив мешок, сказал:
— Вот, лучшее что смог достать!
— Да… это в самый раз.
Вино оказалось крепким и быстро согрело кровь, а ветчина буквально таяла на языке. Винченцо рассказывал о детстве, об отце и сёстрах. Орландо больше молчал, изредка вставляя одно-два словца.
— Скажи, что тебе сделал Гаспар? Не пойми меня неправильно… но ты не выглядишь человеком из высшего общества.
Орландо приложился к бутылке, шумно выдохнул и сказал, утирая губы тыльной стороной ладони:
— Он убил моего отца. Серкано. Старик… понимаешь, он меня вырастил, спас из той помойки, куда приказал вышвырнуть твой отец!
Винченцо промолчал.
— А не важно, плевать… Серкано научил меня всему, а потом, год назад, Гаспар убил его. Пришёл, пока я отлучился на тренировку, и обезглавил! А потом оставил мне это.
Орландо поднял руку, демонстрируя белый шрам на загорелой коже. Настала очередь Винченцо молчать. Спустя три глотка и два кусочка ветчины брат спросил осторожно:
— А кем был этот… Серкано? Ну, до того, как нашёл тебя.
— Не знаю. Он вообще не любил говорить о прошлом. Да и это неважно.
— Я бы поспорил, но… скажи, что это за следы? Я уже битый час мучаюсь вопросом!
— Эти? А… это вчерашний бой. — Отмахнулся Орландо. — Обмозговывал, что к чему и где я и она ошибались. В конце концов, учителя можно познать через ученика.
— И как успехи? — Шёпотом пробормотал Винченцо.
— Странные, техники слишком похожи на мои. Будто её тренировали, почти так же, как и меня.
Глава 29
На прощание Винченцо вручил запечатано багряным сургучом письмо. Орландо вскинул бровь, а брат, помявшись, сказал:
— Если ты решишь посетить наше имение под Римом, просто вручи слугам, и тебе окажут любую помощь, будто мне.
— Спасибо. — Пробормотал бастард, пряча конверт в карман и твёрдо вознамерившись выкинуть в ближайший куст, как только скроется из виду.
Винченцо порывисто обнял, отстранился, держа за плечи, и сказал, глядя в глаза:
— Я не могу сказать, что простил тебя за убийство деда, но… я понимаю и не держу зла. Чтобы не говорили другие, ты мой брат.
— Спасибо. — Повторил Орландо, чувствуя, как к горлу подступает вязкий ком, а уголки глаз предательски щиплет. — Я это ценю.
— Надеюсь, у тебя всё получится, и ты вернёшься. Однако, если нет, пожалуйста, не упоминай нас.
— Понимаю.
Орландо вгляделся в глаза младшего, пытаясь разгадать странное выражение. Смесь страха и чего-то ещё, также порой на него смотрел Серкано… Мотнул головой и освободившись поспешил прочь. Стоило скрыться за деревьями у реки, бросился бежать.
Осень скоротечна, а дни превращаются в короткие вспышки света, перетекающие в вязкие сумерки и густую ночь. Палая листва смешалась с грязью и первым снегом, покрылась узором изморози. Хрустящим под копытами вола и колёсами телеги. Рядом шагают мужчины в меховых накидках, вооружённые мечами и топорами. Возничий позёвывает на козлах, рядом стоит масляный фонарь, луч света падает меж рогов вола на «дорогу». Животное идёт, понурив голову, телега поскрипывает, а в глубине леса кричит одинокая птица.
Возница оглянулся на груз, запертый в железную клетку. Девушки с пустыми глазами, присыпанные соломой, чтобы не замёрзли. Кожа бледная до синевы, рты глупо приоткрыты, а подбородки влажно блестят. Если принюхаться, можно учуять слабый, горьковатый запах маковой настойки, замешанной с вином и молоком.
— Эх… — Протянул возница, почёсывая живот сунув руку под куртку. — Красивые девицы. Может того?
— Посреди леса? — Сказал идущий рядом охранник. — У тебя висюлька не отвалится?
— Чего это отвалится? Моей, висюлькой, можно бревно переломить!
— Ну да, ну да. То-то ты спать подальше в кусты уходишь.
— Пугать вас не хочу. — Буркнул возница, глядя на черноволосую девушку и облизываясь. — Так их можно?
— До лагеря потерпи.
— А покупатель не обидится? Я слыхал нужны обязательно девственницы, вроде как эти… ну знаешь… в Риме которые за огнём следили, забыл слово.
— Забыл и забыл, не забивай голову. — Буркнул охранник, порядком уставший от разговора. — Нет, главное, чтобы живые были и невредимые.
— Хо-хо! Эт хорошо, очень хорошо! А то я в этой глуши, да без баб!
— А как же повариха? — Вклинился охранник, бредущий у самой клетки.