Помогавшие Орландо простолюдины разошлись, обобрав трупы. Лагерь, заметая следы, сожгли. Остатка дня хватило на возведение убежища в глухой чаще, подальше от возможного подкрепления папской гвардии. День, может, два, они будут здесь, а после… Орландо так далеко не планировал, может отправиться в Рим. Вломится в поместье Гаспара и зарубит подонка. Если подумать, не худший план. Прямой и ясный, без лишней мудрёности.
— Тогда зачем он убил собственного сына? Почему Серкано жил, как нищий все эти годы?
Луиджина вздохнула, плотнее закутываясь в плащ, странно, но приятно пахнущий. Покачала головой и сказала:
— Я всего не знаю, только обрывки фраз и обмолвки. Выходит так, что твой наставник узнал нечто, что вынудило его предать отца и святой престол. Более того, попытаться убить Папу. Хотя… я уже догадываюсь, что это была за причина.
— Угу… — Буркнул Орландо и замолк, прислушиваясь к завываниям ветра над лесом. — Слышишь?
— Люди? — Выдохнула девушка, хватаясь за шпагу.
— Нет… духи леса тянут песни зимы.
Девушка повела головой, вслушиваясь в стихию, замедленно кивнула.
— Да, это похоже на песню. Жутковатую и совсем невесёлую.
— В зиме мало веселья.
— Ну… я однажды видела, как дети швыряют в друг дружку комками снега, а после, смеясь, скатываются с пригорка.
— Зачем? — Спросил Орландо, вскидывая бровь.
— А мне откуда знать? Я в тот день отрабатывала батман и его вариации.
В шалаше повисло неловкое молчание, прерываемое треском сгорающих веток и воем ветра. Холод просачивается меж ветвей, впивается в кожу иглами. Орландо хохотнул, накрыв рот ладонью, следом засмеялась Луиджина.
— Выходит, у нас не было детства… — Сквозь смех выдавил Орландо. — Серкано каждый день гонял меня тренировками, до обморока. Пока не сделаю норму или не выполню идеально, никакой еды или сна.
— Ха! Гаспар, если я не справлялась, бил меня или запирал в Чёрной Комнате! А иногда… — Девушка привстала и задрала одежду, обнажая бок. На белой коже под рёбрами пестрят крохотные рубцы в виде крестов. — Вот так.
— Это слишком жестоко… — Сказал Орландо, оборвав смех. — Серкано, конечно, мог осерчать… но такого никогда!
— Что-ж, — вздохнула девушка, опускаясь к огню, — воспитатель из него вышел получше. Должно быть, научился на ошибках отца.
Вновь повисла тишина. Орландо встал, обошёл костёр и опустился рядом с Луиджиной, поколебавшись, обнял, запустив руки под плащ, и сказал:
— Это для согрева, ночь обещает быть холодной.
Мечника вздрогнула, застыла на миг и прижалась к нему, зарывшись лицом в грудь. Шумно всхлипнула и мелко затряслась.
— Ты чего? — Спросил Орландо, не понимая, как реагировать.
— Я… ничего… просто… меня впервые обняли… и кто?!
— Да… ироничная ситуация.
— Сожми сильнее, холодно.
Орландо подчинился, с нарастающей готовностью.
Гаспар закусил губу, шагая по коридору папского застенка. Большая часть «урожая» прибыла в срок, кроме единственного обоза. Того самого, с которым отправил воспитанницу. Понтифик, идущий рядом, скосился и сказал:
— Девочка не оправдала ожиданий.
Голос у него мягкий, как шёлк, без выраженных эмоций. Однако Гаспара пробил холод. Мечник торопливо поклонился, прижимая ладонь к груди, протараторил:
— Прошу прощения. Это всецело моя вина.
— Ничего страшного, агнцев более чем достаточно. Даже останется для нашего маленького эксперимента. Однако, друг мой, ты уже дважды провалился в воспитании. Не пора бы сменить подход?
— Вы совершенно правы. Я был слишком мягок, завтра же начну выборку новых кандидатов.
— Что-ж, третий раз всегда удачный? — С улыбкой сказал понтифик, заглядывая в камеру с девушками.
Полуголые, они лежат на соломе, глядя в потолок пустыми глазами. Ноздри щекочет слабый аромат мака и нечистот. У решёток стоят подносы с кувшином воды и едой. Скоро «урожай» придёт в себя и сильно будет хотеть пить.
Папа погладил пальцем кожу под раной на груди. Плоть алчно пульсирует, а в глубине сознания поднимается чувство святого голода. Кровь Христа алчет жизни, взывает к той частице Бога, что есть в каждом человеке, жаждет её поглотить.
— Гаспар, распорядись, чтобы их два дня кормили свёклой, мясом и вином.
— Да, Ваша Святость. Ещё что-нибудь?
— Пожалуй, разберись с тем щенком… как там его зовут? Орландо? Повеселись, перед воспитательными работами. А то на тебе лица нет.