– Я и сам хотел тебя попросить об этом, – кивнул Атей.
Знакомство много времени не заняло. Чтобы не разбредаться по лагерю, Призрак и остальные воины уселись на принесенные караванщиками бревна недалеко от костра, так, чтобы не мешать хозяйничавшей у него Медае. Сюда же поднесли двух раненых воинов, оба из отряда Хальда. Оказывается, именно он был командиром охраны каравана, а не Лайгор, как подумал сначала Атей. К настоящему моменту в живых из двух десятков осталось девять воинов. Пятеро кавалеристов Даргаса: Гайн, Шерк – этих Атей уже знал, Гук Рукоятка, Витс Молчун и Лорн Кольцо. Все в той или иной степени потрепанности, но оружие в руках держали уверенно. А вот у Хальда было с личным составом совсем кисло. Сам Северянин с Лайгором да два лежачих: Снори Последыш, оказавшийся младшим братом Хальда, и урукхай Адым Лошадник. Последышу сломали ногу, а Адым получил по голове булавой. Мозги не вынесли (как сказал альв, нечего там выносить), но стоять сам урукхай пока не мог – кружилась и болела голова, да еще выворачивало нутро наизнанку. Ничего опасного, и если бы был маг-целитель, то поставил бы обоих на ноги буквально за один день. Лайгор, как и всякий альв, обладал слабым магическим даром, но его усилий хватило лишь на то, чтобы приглушить у воинов боли.
Разговор давно перетек в неспешную беседу, в которой участвовали все воины, все чаще и чаще отвлекавшиеся на умопомрачительные запахи, которые уже давно раздавались от костра, заставлявшие их сглатывать обильную слюну. Один Сай был доволен и сыт. Давно получив свою долю от принесенного им кабанчика, выделенную щедрой рукой Медаи, он устроился за спиной Атея и тихо дремал.
Сам Атей пристально глядел на небо, на темном небосводе которого, в окружении миллионов звезд, величественно плыли три луны. Одна большая и две поменьше, едва четвертая часть от нее. Парень был поражен этим видом, но умело это скрывал. Увидев его заинтересованный взгляд, Лайгор сказал:
– У альвов есть легенда, что Хассаш и Ночные Жемчужины были когда-то одной семьей, но во время Великого Хаоса потеряли друг друга. И теперь они ходят одними тропами, в надежде найти друг друга и снова объединиться. Только Хассаш проходит тропой днем, а его жена и сын с дочерью идут по той же дороге ночью. И так им и предстоит скитаться все время своего существования, отмеренного им богами.
– Грустная история, – сказал Последыш.
– Зато красивая, – возразил Лайгор.
– У них, у альвов, все так, – ухмыльнулся Хальд. – Они даже по поводу похода в сортир смогут сочинить балладу или легенду, которую потом будут петь во всех тавернах Тивалены.
– Красота должна быть во всем, даже в смерти, – произнес альв.
– У нашего народа есть поговорка, – задумчиво проговорил Атей. – Мне рассказывал про это наставник. Она гласит: «Главное не когда умереть, а как».
– Красивые слова, – согласился с ним альв. – Призрак, ты поделишься со мной еще мудростью своего народа?
– Конечно, – кивнул головой парень. – Послушай, Лайгор, а почему тебя прозвали Узелком? Я примерно понял, как разумные получают свои вторые имена, но вот происхождение твоего у меня вызывает затруднения.
– Я ничего не забываю, Атей, – улыбнулся альв. – Ни плохого, ни хорошего. А для этого в уме вяжу узелки.
– Вот значит как.
– Да, все очень просто, – кивнул головой Лайгор.
– Глава, ужин готов, – с достоинством произнесла подошедшая Медая.
– И это хорошо, – поднимаясь, произнес воин. – Корми, а то мы все скоро захлебнемся слюной.
Как и обещала Пышка, ложки после позднего ужина вылизали все без исключения. Разварная гречневая каша со свежим мясом, луком и морковью, приправленная специями, была воспринята на ура. А ароматный горячий чай из смеси нескольких душистых трав, который подала под занавес Медая, принес усталым разумным спокойствие. Многие после него начали откровенно клевать носами. Все время, пока народ насыщался, девушка не отрывала взгляда от Атея (как только в рот при этом попадала своей ложкой?), пытаясь понять, угодила она своей готовкой ему или нет. Мнение остальных для нее, конечно, тоже было важно, все-таки она считала себя хорошей поварихой, несмотря на возраст. Но теперь все они отходили на второй план. Был глава, была семья и весь остальной мир. И именно мнение Старшего их рода было для нее определяющим.