– Сделал, сеньора, – ответил посланец. – Вернувшись во дворец, король дон Педро изгнал инфанта дона Энрике.
– Все это прекрасно! Но какое отношение эта история имеет ко мне, в чем донья Менсия похожа на меня?
– В том, что она, подобно вам, осквернила честь мужа, – ответил солдат, – ив том, что, подобно дону Гутьере, которого король одобрил и помиловал, король дон Педро уже покарал вашего сообщника.
– Моего сообщника! Что ты хочешь сказать, солдат? – воскликнула Бланка, которой эти слова напомнили о записке дона Фадрике ее страхах.
– Я хочу сказать, что великий магистр казнен, – холодно пояснил солдат. – Казнен за посягательство на честь короля, а вы, будучи виновны в том же преступлении, должны приготовиться к смерти, как и дон Фадрике.
Бланка похолодела от ужаса, но не от мысли, что она должна умереть, а от известия, что ее любовник казнен.
– Казнен! – повторила она. – Значит, правда, что он погиб!
Самый искусный человеческий голос вряд ли сумел бы передать отчаяние и ужас, вложенные молодой женщиной в эти слова.
– Да, сеньора, – подтвердил мавр. – А я привел с собой тридцать солдат, которые будут сопровождать тело королевы из Медины-Сидонии в Севилью, чтобы ей, хотя она и виновна, были возданы королевские почести.
– Солдат, я уже сказала тебе, что мне судья – король дон Педро, а ты лишь мой палач.
– Да будет так, сеньора, – согласился солдат и достал из кармана длинный, прочный шнурок, на конце которого сделал подвижную петлю.
Эта хладнокровная жестокость возмутила королеву.
– О Боже, – воскликнула она, – и где только король дон Педро отыскал в своем королевстве испанца, который согласился на такое гнусное дело?
– Я не испанец, я мавр! – сказал солдат, подняв голову и откинув белый капюшон, скрывавший его лицо.
– Мотриль! – вскричала она – Мотриль – бич Испании!
– Я человек благородной крови, – ухмыльнулся мавр, – и не обесчещу прикосновением своих рук голову моей королевы.
И, держа в руке роковой шнурок стал приближаться к Бланке.
– О нет, нет! Вы не убьете меня, грешную, без молитвы! – умоляла Бланка.
– Сеньора, вы безгрешны, потому что не считаете себя виновной, – возразил жестокий посланец короля.
– Негодяй! Ты еще смеешь оскорблять королеву перед тем, как задушить ее… О, трус! Почему здесь нет храбрых французов, чтобы защитить меня?
– Верно, нет, – рассмеялся Мотриль. – К несчастью, ваши храбрые французы остались по ту сторону Пиренейских гор, и если только ваш Бог не сотворит чуда…
– Мой Бог всемогущ! – воскликнула Бланка. – На помощь, рыцарь, ко мне! И она бросилась к двери, но до порога добежать не успела, потому что Мотриль накинул веревку ей на шею. Он потянул петлю к себе, и королева, чувствуя, как холодное ожерелье стягивает ей горло, жалобно вскрикнула. И в ту же секунду Молеон, презрев советы оруженосца, кинулся на зов королевы.
– На помощь! – хрипела молодая женщина, корчась на полу.
– Кричи, кричи… – приговаривал мавр, затягивая петлю, в которую несчастная узница вцепилась судорожно сведенными пальцами. – Кричи, посмотрим, кто тебе поможет – твой Бог или твой любовник…
Неожиданно в коридоре зазвенели шпоры и перед изумленным мавром на пороге предстал рыцарь.
У королевы вырвался стон – от радости и страдания. Аженор занес меч, но Мотриль сильной рукой поднял королеву и, как щитом, заслонился ею от рыцаря.
Стоны несчастной сменились приглушенным, сдавленным хрипом, руки свела сильная боль, а губы посинели.
– Кебир! Кебир! На помощь! – по-арабски прокричал Мотриль.
Он защищался одновременно и телом королевы, и страшной турецкой саблей, изогнутое лезвие которой, охватывая шею, срезает голову, словно серп колосок.
– Ах, басурман, ты хочешь убить дочь Франции![80] – вскричал Аженор.
И через голову королевы попытался поразить Мотрил я мечом.
Но в это мгновенье Аженор почувствовал, что руки Кебира, словно железным кольцом, обхватили его и потянули назад.
Рыцарь повернулся к новому противнику, хотя драгоценное время было потеряно. Королева снова упала на колени, она больше не кричала, не стонала, даже не хрипела. Казалось, что она мертва.
Кебир высматривал в доспехах рыцаря место, куда он, на секунду разжав руки, мог бы всадить кинжал, зажатый в зубах.
Эта сцена заняла меньше времени, чем необходимо молнии, чтобы сверкнуть и угаснуть. Столько же секунд понадобилось Мюзарону, чтобы последовать за хозяином и вбежать в комнату королевы.
Крик, который он издал, увидев, что происходит, известил Аженора о внезапно подоспевшей подмоге.
– Сперва спасай королеву! – крикнул рыцарь, которого не отпускал мощный Кебир.
На мгновенье воцарилась тишина; потом Молеон услышал над ухом свист и почувствовал, что руки мавра разжались.
Стрела, пущенная Мюзароном из арбалета, попала Кебиру в горло.
– Скорее к двери! Закрой ее! – кричал Аженор. – А я убью разбойника! Отбросив мешавший ему труп Кебира, который тяжело упал на пол, Аженор кинулся к Мотрилю и, прежде чем тот успел собраться и принять защитную позицию, нанес мавру удар такой силы, что тяжелый меч рассек двойной слой железа, который прикрывал голову Мотриля, и поранил ему череп. Глаза мавра потухли, по бороде полилась темная, густая кровь, и он рухнул на Бланку, словно хотел и в предсмертных судорогах задушить свою жертву.
Аженор ударом ноги отшвырнул мавра и, склонившись над королевой, быстро развязал петлю, которая глубоко врезалась ей в шею. Только долгий вздох показал, что королева еще жива, хотя она казалась оцепеневшей.
– Победа за нами! – воскликнул Мюзарон. – Сеньор, берите молодую госпожу под голову, я возьму за ноги, и мы вынесем ее отсюда.
Королева, словно услышав эти слова и желая помочь своим освободителям, судорожным движением приподнялась, и жизнь снова прилила к ее устам.
– Не трудитесь, это бесполезно, – сказала она. – Оставьте меня, я уже почти в могиле. Дайте мне крест, пусть я умру, целуя символ нашего искупления.
Аженор протянул ей для поцелуя рукоятку меча, которая имела форму креста.
– Увы! Горе мне! – вздохнула королева. – Едва сойдя с небес, я уже должна снова уходить туда. Вот я и возвращаюсь к своим невинным подругам. Бог простит меня, ибо я сильно любила и много страдала.
– Пойдемте, пойдемте, – умолял рыцарь. – Еще есть время, мы спасем вас. Она взяла Аженора за руку.
– Нет, нет, для меня все кончено! – вздохнула она. – Вы сделали все, что могли. Бегите, уезжайте из Испании, возвращайтесь во Францию, найдите мою сестру, расскажите обо всем, что вы видели, и пусть она отомстит за нас. А я передам дону Фадрике, какой вы благородный и преданный друг.
Она сняла с кольца перстень и, протягивая его рыцарю, сказала:
– Вы отдадите этот перстень моей сестре, она подарила его мне, когда я уезжала из Франции, от имени своего мужа, короля Карла.
И второй раз приподнявшись к рукоятке меча Аженора, она испустила дух в то мгновенье, когда коснулась губами железного креста.
– Сеньор, они идут, – крикнул Мюзарон, прислушавшись. – Они бегут, их много.
– Нельзя, чтобы они нашли тело моей королевы среди убийц, – сказал Аженор. – Помоги мне, Мюзарон.
И он, подхватив труп Бланки, величественно усадил его на стул из резного дерева и поставил ее ногу на окровавленную голову Мотриля, подобно тому, как художники и скульпторы изображали Пресвятую Деву, попирающую стопой поверженную главу змия.
– А теперь бежим, если нас еще не окружили, – сказал Аженор.
Через две минуты оба француза оказались под сводом небес и, добравшись до дерева, увидели убитого часового; он стоял в той же позе, прислонившись к стене, и, казалось, все еще смотрел большими незрячими глазами, которые смерть забыла закрыть.
Они уже были на другой стороне рва, когда мелькание факелов и громкие крики убедили их, что тайна башни раскрыта.
80
Дочь Франции (сын Франции) – титул детей французских королей; здесь это наименование употреблено фигурально, так как Бланка не была королевской дочерью.