— Ну и хорошо! Мне-то какое дело?
— Боюсь, что для вас дело очень важное… Мне показалось, что из окна спускают не сундуки, а что-то живое…
— Надо поднять тревогу.
— Сохрани вас Бог. Мавр, если это он, будет защищаться, прикончит кого-нибудь… Солдаты — народ грубый, они ведь не влюблены и не пощадят никого. Давайте сами займемся нашими делами.
— Ты совсем рехнулся, Мюзарон, из-за каких-то жалких сундуков ты хочешь заставить меня упустить первый взгляд Аиссы.
— Я пойду один, — нетерпеливо возразил Мюзарон, — и, если меня убьют, вина ляжет на вас.
Аженор промолчал. Он незаметно выбрался из группы офицеров и приблизился к земляному валу.
— Скорей, скорей! — закричал тогда оруженосец. — Постараемся успеть!
Аженор пошел быстрее. Но бежать в этих зарослях лиан, колючек и кустов было невозможно.
— Видите? — спросил Мюзарон, показывая своему господину на белую фигуру, которая медленно спускалась вдоль черной скалы на дно оврага.
Аженор вскрикнул.
— Это ты, Аженор? — спросил нежный голос.
— Ну-с, сударь, что вы теперь скажете? — прошептал Мюзарон.
— Молчи! — вскричал Молеон. — Бежим быстрее к оврагу, захватим их врасплох…
— Где ты, Аженор? — повторила Аисса, которую Мотриль пытался заставить замолчать, еле слышно высказывая какие-то твердые приказы.
— Давайте, сударь, ляжем на краю оврага, не будем отвечать и показываться им.
— Но они уйдут через овраг!
— Пустяки! Мы всегда легко догоним девушку, ведь она сама лишь того и хочет, чтобы ее догнали. Давайте ляжем, дорогой мой сеньор.
Но Мотриль вслушивался в темноту; так, выходя из пещеры, настороженно прислушивается тигр, несущий в зубах добычу. Мотриль больше ничего не услышал, осмелел и быстро стал взбираться по склону глубокого рва. Одной рукой он держал Аиссу, увлекая ее за собой, другой — цеплялся за деревья и корни. Выбравшись наверх, он остановился перевести дух.
Тут Аженор вскочил и закричал:
— Аисса! Аисса!
— Я была уверена, что это он! — воскликнула девушка.
— Христианин! — злобно вскричал Мотриль.
— Но там же Аженор, пойдемте туда, — сказала Аисса, пытаясь вырваться из рук Мотриля и бежать к возлюбленному.
Вместо ответа Мотриль еще крепче прижал ее к себе и потащил в ту сторону, где он видел коня дона Педро.
Аженор бежал следом, но спотыкался на каждом шагу, и Мотриль опередил его, первым подбежав к одной из лошадей.
— Сюда! Сюда! — кричала Аисса. — Ко мне, Молеон, скорее!
— Если ты скажешь еще хоть одно слово, ты погибла, — шепнул ей на ухо Мотриль. — Неужели ты хочешь своими глупыми криками привлечь всех сюда? Ты хочешь, чтобы твой возлюбленный не смог встретиться с нами?
Аисса замолчала. Мотриль нашел коня, схватил его за гриву, вскочил в седло и, бросив перед собой девушку, поскакал галопом. Это был конь одного из офицеров, захваченных вместе с доном Педро.
Молеон услышал топот копыт и взревел от ярости.
— Он убегает! Убегает! Аисса! Аисса! Ты слышишь меня?
— Сюда! Я здесь! — ответила девушка, но ее голос приглушила плотная вуаль, которой Мотриль, рискуя задушить Аиссу, зажал ей рот.
Нечеловеческим усилием Аженор пытался догнать коня, но, обессиленный, почти бездыханный, упал на колени.
— О Боже, ты несправедлив, — прошептал он.
— Сударь! Сударь! Вот лошадь! — крикнул Мюзарон. — Смелее, идите ко мне, я ее держу.
Аженор подскочил от радости, вновь обретя свои силы, вставил ногу в стремя, которое держал Мюзарон, и вихрем помчался вдогонку за Мотрилем.
Его конь оказался тем великолепным скакуном в огненно рыжих пятнах, которому не было равных во всей Андалусии; так что, пожирая пространство, Аженор нагонял Мотриля и кричал Аиссе:
— Мужайся, я с тобой!
Мотриль царапал кинжалом бока своего коня, который ржал от боли.
— Отдай мне Аиссу! Я ничего тебе не сделаю, — кричал Аженор мавру. — Отдай ее мне. Клянусь Богом всемогущим, я отпущу тебя.
Мавр ответил презрительным смехом.
— Аисса! Вырвись из его объятий, Аисса!
Девушка задыхалась и испускала отчаянные вопли под сильной рукой, зажавшей ей рот.
Наконец Мотриль почувствовал за спиной обжигающее дыхание коня дона Педро; Аженор сумел ухватиться за платье возлюбленной и резко потянул ее к себе.
— Отдай ее мне, или я убью тебя, — крикнул он сарацину.
— Отпусти ее, христианин, или ты погиб.