Ох, если бы кто-то узнал мои мысли, закидал бы камнями. Даже милосердная Матерь Гор отвернулась бы от меня – жрицам непростительна мирская слабость.
Слабость губительна. Как пропасть – глубока.
– Рамона? – тихий шепот, как шелест ветра. Или то горы говорят со мной его голосом?
И вдруг со мной начало твориться что-то странное… То, от чего искателей, особенно жриц, предостерегали мудрые старики. Я смотрела перед собой как сквозь плохо отполированную линзу: очертания плыли и сливались, пространство ускользало. Наверное, я совсем потеряла счет времени – это было похоже на транс, в который я впадала в святилище.
Внезапно камень в плетеном очелье ожил и потеплел, а голову повело, как от хмельного напитка, – стало вдруг так хорошо, так упоительно, словно ветви подземного древа оплели меня теплыми лентами и уложили в колыбель. Пульс камней вторил биению сердца, сплетаясь с ним воедино. Веки налились тяжестью – не поднять. Руки упали вдоль тела, и я совершенно перестала понимать, кто я и где я.
Древо потянуло мою магию, мой Дар. Не так, как в святилище Матери Гор, где я добровольно делилась своими силами. Обязательный ритуал, который поддерживал защиту Антрима. Безобидный, просто немного утомительный. Но сейчас мой источник был вспорот без спроса.
Кровавый камень, вплетенный в очелье, жег лоб раскаленным клеймом. Голова гудела, в ушах шумела кровь.
И вдруг – внезапная легкость, словно летишь вниз, раскинув руки. Недовольно ворча, горы отпустили свою дочь. Жадные каменные исполины оставили меня в покое до поры до времени.
– Рамона! – легкая пощечина вернула меня в реальность, и я увидела нависающего надо мной Ренна. – Что с тобой? Тебе дурно?
Он был встревожен. Хмурился и дышал тяжело, сжимая в кулаке мой амулет. Видимо, сорвал его, когда понял, что причина в нем.
– Это все каменное древо, – шепнула я, отворачиваясь.
Реннейр коснулся щеки и заставил посмотреть ему в лицо.
– Ты впала в беспамятство, едва на землю не свалилась, я еле успел поймать. Не знаю, о каком древе ты говоришь, но оно явно опасно.
Теплые, загрубевшие от оружия пальцы не давали вырваться, а я старалась не представлять, как эти самые руки подхватывали меня и опускали на траву.
– Все в порядке. Так бывает, когда… – выдавила с трудом, будто и голос, и тело разом перестали меня слушаться.
– Когда?.. – Ренн приподнял брови, намекая, что неплохо было бы продолжить рассказ, но слова стояли в горле комом, а сердце отчаянно колотилось в ребра.
Не могла я признаться, что горы, камни и то, что скрыто в их недрах, чутко улавливают всплески самых сильных эмоций и не могут отказать себе в удовольствии подкормиться от нас. Поэтому искатели с ранних лет учатся контролировать себя и сдерживать губительные порывы. А сегодня меня чуть не смыло волной и не утянуло на самое дно.
Страшно? Немного. Но я бы не позволила каменным исполинам выпить меня без остатка, я бы сумела вырваться. Просто все случилось слишком неожиданно, я не знала, что встреча с лестрийцем заставит меня испытать такие эмоции. А ведь на эмоциях и чувствах и завязана вся магия.
– Прости, этого я сказать не могу.
Он очертил взглядом контуры моего лица и, наконец, отстранился. В задумчивости подпер колено кулаком, вокруг которого было обернуто мое очелье. Совершенно случайно коснулся его твердыми губами.
Я перекатилась на бок, не торопясь подниматься и не в силах отвести глаз от этой картины. Голова все еще немного плыла.
В свете луны и звезд профиль чужака казался резким, но таким правильным.
– Тогда ответь, ты – жрица Матери Гор?
Он вытянул руку, собирая кровавым камнем звездный свет, всматриваясь в его алые глубины и принимая мое молчание за согласие.
– Неразумное дитя, – произнес с сочувствием и протянул мне очелье. – Никогда не доверяй незнакомцам.
Слова его царапнули осколком стекла, и я вцепилась в конец плетеного шнура. Села, притянув ноги к груди и уложив на колени подбородок, как будто хотела спрятаться.
– Я вовсе не неразумная. И тем более не дитя.
– Я бы поспорил, но мне лень, – он разжал хватку, и мой амулет змеей скользнул вниз. Я сплела его сама много лет назад, как только узнала, что стану жрицей – такова традиция.