Он уже тоже не спал, да и Лёкса с Ракшаем уже позавтракали. Лёкса всё ещё сцеживала грудное молоко, а Ракшай, которому трёх лет ещё не стукнуло, с удовольствием молоком подкармливался. Потому и рос, как на дрожжах.
— Разговор есть за твого мальца, — повторил шаман. — Выйди.
В русских духовных традициях о шаманах не упоминалось. Их называли волхвами, ведунами, колдунами, но не шаманами. Санька же вчера явно слышал на капище стук бубна и какие-то подвывания. Он всё же прокрался в сумерках почти к самому капищу со стороны леса и на фоне пламени костра видел пляшущую фигуру волхва.
Мокша вышел и огляделся. Лес стоял тёмный, а над степью розовело. Лёгкие облачка вырывались изо рта при дыхании.
Шаман сделал несколько шагов к реке и обернувшись остановился.
— Отдай мне своего Ракшая, — сказал он, не поднимая взгляд от земли.
— Зачем? — Удивился Мокша. — Да и не мой он. Он сам по себе. Он брата сын, Микая. Пришёл с нами силу леса принять.
Шаман потоптался нерешительно на месте.
— У меня нет детей… Ты знаешь…
Старик помолчал. Мокша понимал к чему клонит шаман, но ждал.
— А у него… У Ракшая… Дар у него великий. И духи так сказали, и я сам видел. Я должен усыновить кого-нибудь.
— Не станет он шаманом, Рогдай. Охотник он.
Шаман поморщился. Лицо скрывал полумрак, но его гримасу Мокша разглядел.
— Общине нужен такой шаман, Мокша. Я не дружу с Велесом. Нет у меня его силы. Но я собрал духов предков и Перун нас тешит присутствием.
— И как ты передашь ему силу Перуна, если он пришёл за силой Велеса? Капище Перуна не примет его.
— Уже приняло, — тихо сказал шаман. — Перун примет Ракшая. Ты прав… Я всю ночь камлал: сначала в капище, потом в святилище. Ты сам сродни шаману. В твоей кузне тоже встречаются земля, металл, огонь и вода. Ты знаешь, как говорят боги.
Мокша не стал переубеждать ведуна. На самом деле Мокша с Перуном говорил только про металл. Мокша спрашивал Перуна: «когда?» и всегда получал ответ. Цветом металла, искрами, ковкостью. Потом Велеса просил: «укрепи!», и опускал изделие в купель, и только что тягучий металл становился крепким. Вставал. Мокша называл такой металл — сталь. Ничем другим Мокша не отвлекал Богов. Но зачем об этом знать колдуну?
— Я Ракшаю не владетель. Племяш он мне. Сам говори с ним.
— Я долго мыслил, как свести богов воедино… И удумал. Мы вместе обучим его. Я усыновлю душу и передам свои премудрости, а ты передашь ему свою науку[15].
Мокша вздохнул и развёл руки.
— Как договоришься… Хотя он интересовался моим делом, но не особо.
Санька, действительно, не особо интересовался железом. Его больше прельщало дерево. Он и раньше много резал из него и открыл для себя некоторые секреты, но сейчас, по малолетству, пока раскрываться не хотел, но очень хотелось взяться за стамеску и вырезать что-нибудь эдакое.
Он стоял у двери, слушал разговор отца с ведуном и думал: надо ли ему становиться посредником между богами и людьми? Людьми неблагодарными… Он всегда вёл отшельнический образ жизни, по сути. Кто-то иногда приезжал в его зимовье. Тогда Санька обеспечивал гарантированную рыбалку или охоту… Но остальное время жил в лесу один. Редко брал к себе кота. Те выживали чаще. Собак не заводил, дабы не привлекать тигра. Кот животинка знамо какая, не придёт, пока сам выживает. Потому Санька жил в лесу бобылём.
Что характерно, и сын его и дочь были пристроены хорошо. Обоим были когда-то куплены квартиры в Москве. В итоге, дочь вышла замуж за немца и уехала в Берлин, а сын женился на голландке и уехал в Голландию. Россию дети позабыли. Жена Санькина как-то переживала, но выдюжила, а Санька сильно запил и в оконцовке умер.
— Слушаешь? — Спросила Лёкса. — Что бают?
— Ведун усыновить хочет, силу передать.
— Так и думала, что он на тебя глаз положит. Не отказывай ему. Зачем тебе такие враги?
— Не моё это… Камлать… Я по-другому вижу. Мой дом — лес…
— То мниться тебе. Твой дом — люди. Их беды и чаяния. Ты — зверь только по имени. Потому, принимай дар богов и живи с людьми ладно. Прими навык отца и навык ведуна. Великая в том сила случится. То польза может быть великая.
Санька насупился. Для себя он всё давно решил. Не зазря судьба забросила его под сиську медведицы. Не зазря он детёнышем оказался в диком лесу. И слышал лес, и видел, и чувствовал… Чужие Боги не интересовали Саньку. Кузнецом? Ну, может быть. Но ведуном? Замполитом людей, которые относят детей в лес? Это — увольте…
Никогда Санька не был балаболом, да и за «базар» привык отвечать. А тут… Камлай не камлай, а случится то, что случится. Никогда не играл он в азартные игры, потому, что знал, что это не его игра. Стенка на стенку, один на один, это — само то. Оно. А судьба? В чужих руках? Не доверял он себя никогда и никому.