— Вечерняя тренировка. — напомнил мне.
— На сегодня отменяется. Займусь магией.
Мне действительно не терпится наконец-то открыто заняться тем, что мне больше всего может пригодиться в новой жизни. Что не мешает думать и о других сторонах своего бытия.
Энергия, в том числе и магическая, бьёт из меня через край. Что тот былинный богатырь Илья Муромец тридцать лет и три года пролежавший на печке, а затем двинувшийся басурман налево-направо крушить, я своё на больничной койке отвалялся, настала пора вернуться к активным действиям.
— Не хочу, Юлька, потом. — отказываюсь я от чая со сладкими пирожками. Эта хитрюга специально притащила с кухни целую гору сдобы. Якобы для меня, а на самом деле для себя — куда только в эту глисту худую лезет? — и для дружка Ника. — Сама поешь. Проголодалась поди, бедняжка. Совсем я тебя загонял.
— Ну что вы, господин. — краснеет, смутил-таки эту пронырливую егозу. — Ничего не загоняли.
— Да? — я без её помощи переодеваюсь в подобающую случаю сутану из дорогой парчи, чтобы направиться в библиотеку. — Тогда у меня для тебя будет ещё одно маленькое, но ответственное поручение. Помнишь ту красотку белокурую? Ну, управляющий хотел её сегодня мне в служанки навязать?
— Такую разве не заметишь? Красивая. — с завистью произнесла девчонка. — Только наглая. Её Люсильда зовут. Она с баронетом Михаилом раньше спала.
— Вот это да. Смотрю, ты времени зря не теряешь. — искренне изумляюсь.
— Так об этом на кухне болтали.
Вот кого в разведчицы-то надо назначить. Моя Мата Хари будет. А, собственно, что я делать-то собираюсь?
— Хорошо, что здесь люди такие говорливые. Юль, просьба, ты очень-очень аккуратно разузнай мне об этой девице вообще всё. Что-то она мне кажется подозрительной. Сможешь сделать это тихо?
— Да легко. — хихикнула Юлька. — Её не очень-то любят.
Оставив сластёну наслаждаться выпечкой и отогнав от себя Серёгу — не до него пока — направляюсь к храму знаний.
В коридорах окон не имелось, а факелы и лампы ещё не зажгли — день всё-таки ещё в разгаре, хоть и идёт дело к вечеру — так что, двигаюсь в сумраке, что тот Ночной дозор. На моём пути попадаются только слуги обоего пола, старательно чистившие полы и стены. На приветствия не отвечаю — слишком я важная и надменная персона — пусть видят, что настоятель без причуд, ведёт себя как должно аристократу.
Размышляю о своей идее перевербовать кого-нибудь из разбойников на свою сторону. Мысль в здешних реалиях вполне революционная. Память Степа в этом вопросе мне мало что может подсказать, но, уверен, никому из аристократов или владетелей не приходило в голову обзавестись помощниками среди лесных романтиков, при том, что враждующие государства часто напрямую стояли за бунтовщиками, заговорщиками, смутьянами и прочими мятежниками.
Казалось бы, на месте любого феодала, ну возьми ты пример с государственных служб, однако, нет, не берут. Гнушаются? Наверное. Я-то попроще на жизнь смотрю. Откуда бы возникнуть снобизму у представителя среды рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции?
— Отправил, милорд. — на лестнице, когда я спускался на второй этаж, меня перехватил Ригер. — Уже улетел.
— Ты про голубя? — спрашиваю и вздыхаю от своего вопроса. Господи, про что же ещё он мог сказать? Не про Карлсона же, пообещавшего вернуться. — А это что у тебя? — смотрю на свиток в его руке.
— Вот, написал. — протягивает он письмо.
Беру, разворачиваю, читаю и еле сдерживаю готовый сорваться с моих губ вопрос: дядюшка, ты, часом, не в медицинском учился? Нет, реально, почерк разбирается с трудом. Впрочем, раз Алекс, секретарь герцогини Марии, знает руку старшего сержанта, значит сможет разобрать его каракули.
С трудом я прочитываю внизу свитка сведения о инициации милорда Степа и точный перечень названных мною оттенков энергетических нитей обретённого источника. Подробности процесса получения дара бастардом Неллеров заняли всего две с половиной строчки.
То, что нужно. Возвращаю пергамент Ригеру.
— Когда отправишь? — уточняю.
— Завтра утром, милорд. Баронета Фиала со свитой возвращается к брату в замок. Будет мимо Неллера проезжать. Весёлая старушка — помните? — вчера к вам на площади за благословением подходила. Худая такая. Это она и есть.
— А, помню. — продолжаю спуск по лестнице. — Служанку свою за что-то налысо выстрегла и прикрыть голову чем-нибудь не разрешает. Да? Правда, весёлая старушка. Шутит так, что обхохочешься.
— Да. Так что, отправлять?