— А помыться можно?
— Ты же, по-моему, чистая. — Дик пожал плечами. — Хорошо, распоряжусь, чтоб принесли бадью. Помойся.
— А ты? — Девушка кокетливо улыбнулась.
— А мне зачем? Я мылся месяц назад! — Он покачал головой и спустился в зал.
Эдвин уже ждал его над новой кружкой пива. Стаканчик, где были кости — четыре маленьких кубика, вырезанных из бычьего мосла и покрашенных двумя уже пооблупившимися красками, желтой и черной, он уже открыл. Закусив остатками свинины, Ричард кивнул лейстерцу, и они начали игру.
Игра в кости так же проста, как все, чем развлекаются наемники. Встряхнув кости в кружке (стаканчик был маленький, походный, и предназначался только для перевозки), молодые люди по очереди бросали их на стол и подсчитывали количество точек на гранях. Обладатель наибольшего числа очков оказывался победителем. Такое примитивное занятие даже игрой сложно было назвать, особого умения или внимания она не требовала. Удача склонялась то на одну, то на другую сторону. Те посетители трактира, кому нечем было заняться, пристроились поблизости со своими кружками — играть они не собирались, но посмотреть на то, как кости мечут другие, всегда приятно. Кроме того, интересно послушать фразы, которыми игроки то и дело перекидываются друг с другом или вовсе безадресно.
Но меняться медяками Дику и Эдвину быстро надоело. Кроме того, хмель уже изрядно ударил им в головы, особенно Эдвину, который кроме пива выхлебал еще полную бутылку вина. Молодые воины переглянулись, и лейстерец первым предложил поставить что-нибудь более дорогое.
— Ни у тебя, ни у меня нет никаких владений. — Ричард пожал плечами. — К чему такое предложение?
— У меня есть доспехи, они стоят доброго поместья.
— Ну, не надо. Поместья стоят доспехи с конем.
— Ладно, пусть будет так. А что поставишь ты?
Дик ненадолго задумался:
— Ну, скажем, Анну.
— Твою девушку?
— Да.
— Идет! — Эдвин потряс кружку с костями. — Давай десять полных кругов. И посчитаем победителя по общему результату.
— Идет! — Дик поддернул рукава — для удобства. — Начинай.
Лейстерец еще немного потряс кружку и кинул кости с широкого разворота, который у знатоков считался «шикарным». Кости вылетели из руки, прикрывающей развал сосуда, и, натолкнувшись на поднос, остановились.
— Девять и восемь, — усмехнулся Эдвин.
— Неплохо. — Дик собрал костяные кубики в кружку. Потряс, бросил. — Семь и двенадцать.
— Тоже ничего… Шесть и восемь.
— Семь и семь.
— Девять и шесть… За кем были первые два круга?
— Не посчитал? Первый — за тобой, второй — ничья.
— Ничью предлагаю перекидывать. Пусть все будет очевидно.
— Идет… Десять и пять. Снова ничья, да что ты будешь делать!
Они сосредоточенно кидали кости, подсчитывая результат, а сгрудившиеся вокруг зрители следили, чтобы все было как полагается. Тем и хороши были зрители: помимо советов они всегда могли сказать, за кем именно перевес, потому как нисколько не волновались — деньги, стоявшие на кону, их не касались.
Несмотря на договоренность переигрывать ничью, ничья тем не менее упрямо преследовала их, и если по каждому отдельному кругу перевес был очевиден, то в целом фортуна качала головой, склоняясь то к одному, то к другому. Бросив десятый круг, они переглянулись, потом уточнили у зрителей и выяснили, что могли поделить количество очков приблизительно пополам. Некоторые самые рьяные игроки, считающие себя знатоками костей, принимали во внимание не только фактический перевес, но и количественный, по очкам. Для этого нужна хорошая память и внимание, а оба игрока были уже изрядно пьяны.
— Что будем делать? — спросил Дик.
— Давай последний круг, и он будет решающим. — Эдвин, разгоряченный пивом и азартом, грохнул кружкой о стол. — Идет?
— Идет! — Ричард протянул лейстерцу руку, которую тот охотно пожал. — Играем. Кидай первый.
— Восемь и двенадцать! — Эдвин ликующе рассмеялся и махнул трактирщику. — Тащи пива, хозяин. Выпью за свою новую рабыню.
— Второй еще не кинул — что ты разорался? — укоряюще одернул один из зрителей, седоголовый старик с острым глазом опытного игрока. — Ты же не два дубеля выкинул. Дай товарищу бросить.
— Спасибо, старик. — Дик раскачал кружку с костями на ладони и опрокинул.
Костяные кубики, слабо подскакивая, раскатились по столешнице. Одна из костей замерла на ребре, и Ричард, глядя на нее, мысленно подул. Кость словно кто толкнул, она немедленно развернулась и легла шестеркой.
— Девять и двенадцать, — известил молодой воин, глядя прямо на Эдвина. — Я забираю твой доспех. И коня.
Тот, впрочем, не долго огорчался.
— Ну, ничего, — и, почесав затылок, махнул рукой. — Я себе еще лучший доспех выиграю! — Встал и, пошатываясь, повернулся к трактирщику. — Хозяин, я у тебя ночую. Где мой уголок?
Ричард помог выпивохе добраться до соломы в углу, уложил — тот захрапел, еще не успев коснуться головой земли, — прибрал кости, засунул их в стаканчик, стаканчик — в кошелек Эдвина и поднялся в свою комнатку.
Серпиана уже погасила лучину, бадью вынесли, только на полу остались темные пятна от выплеснувшейся через край бадейки воды. Новое платье девушки-змеи лежало на сундуке, а сверху — прежнее одеяние, уже слегка починенное. Дик стащил сапоги, куртку и рубашку, потом, подумав, скинул шоссы и забрался под одеяло.
Его рука нашла под одеялом ее тело, теплую шелковистую кожу — Серпиана легла спать совершенно обнаженной. Не просыпаясь, она изогнулась под его прикосновениями, да так, что Ричарда пробил жар. Он коснулся ее груди, чувствуя, как в его жилах играет кровь, требуя утоления жажды, что сжигала его уже месяц, а если учесть, что таких красавиц он еще никогда не укладывал в свою постель, — то всю жизнь. Девушка что-то замурлыкала во сне, но ее мурлыканье немного напоминало шипение. Это нисколько не охладило его пыл, напротив, показалось особенно возбуждающим. Он притянул ее к себе и слегка куснул за ухо.
— Просыпайся, — шепнул он одним дыханием. — Или мне тебя прямо так, сонную брать?
— Как хочешь, — прошептала она в ответ, видимо не собираясь открывать глаза.
В эту ночь он понял, что змеи, а в особенности девушки-змеи, — очень хорошая штука. Как оказалось, Серпиану можно было изгибать как угодно, она нисколько не спорила и не жаловалась, что ей неудобно или больно. Прежде Дик никогда не «завязывал» своих партнерш столь замысловатыми «узлами» — не решался. Куда там изогнуть особым образом деревенскую бабу — не позволит. Знатные же дамы, проводящие жизнь у очага за вышиванием и лишь изредка катающиеся верхом, не слишком-то гибки. Податливость тела новой подруги была Ричарду очень приятна.
— Подремли еще немного, — шепнул он ей на ухо. — Выйдем до света. Я тут у одного парня выиграл доспех и коня, как бы он не взялся, проспавшись, оспаривать выигрыш.
— Разве это будет правильно? — прошептала она. — Разве ты нечестно выиграл?
— Все честно, но люди бывают разные. Вдруг захочет оспорить зачем вводить человека в искушение? — То, что со своей стороны он играл на нее, Дик говорить не стал. Незачем ей знать. — Спи.
ГЛАВА 4
Турнир, разумеется, проходил не в самом городе — нигде в Лондоне не было места для подобных мероприятий. Трибуны сколотили за городом, поодаль от каменных стен, на зеленой лужайке. Главная трибуна была расположена на холме, по ветру бились роскошные шелковые полотнища, украшающие ее. По сторонам большого балкона, на котором должны усесться король и самые знатные лорды и леди королевства, вкопали два флагштока. Впрочем, на них еще не развевалось ни одного флага. Флаги должны были быть подняты тогда, когда король прибудет на поле. По сторонам от почетной трибуны были развернуты другие — без навесов, с обычными скамьями, убранными самой простой материей, предназначенные для самых разных гостей. Дальше же тянулись шатры, поставленные теми, кто собирался участвовать в поединках. Арена была отгорожена незатейливой оградой — толстые (бревна, упирающиеся на вкопанные торчком обрубки, — но весьма надежной. Даже ограда была украшена цветными флажками… и шлемами тех, кто собирался участвовать в боях. Ричард вздохнул. Он был недостаточно родовит, чтоб представить свой шлем — символ своего благородного имени. Даже рыцарское звание еще не отягощало его. Так что сразиться с кем-либо он мог только в свободное время и по уговору или в общей схватке, которая обычно предпринималась на второй день.