Ваши воины на самом деле сильны, если могут воевать с такими башнями на голове, — сказала Серпиана Дику.
— Не думаю, — отмахнулся он.
Рыцари, нацепив шлемы, разрядившись в цветные наряды, роскошь которых была поистине умопомрачительна, продефилировали по арене перед королевской трибуной и — чего скрывать — перед дамами, которые ахали, рукоплескали, а некоторые ловко выдергивали шнуровку из рукавов и, сдергивая их, бросали понравившимся рыцарям. Иногда и не трудились вытаскивать шнуры, просто обрывали. Что ж, показать себя хотели не только мужчины, но и женщины.
Развернув коней, графы и герцоги еще разок проскакали по арене, бароны поспешали за ними. Следом настало время поединков, была установлена очередность, и пары разъехались в разные стороны. Чтоб дать возможность всем рыцарям сразиться со всеми, не хватило бы и месяца, если каждой паре на время отдавать всю арену. Потому, если ради экономии времени затевался только поединок на мечах или палицах — без копий, на поле устраивались сражения разом трех-четырех, а то и пяти пар. Состязание на копьях, конечно, требовало простора, но, очевидно, граф или герцог может позволить себе больше, чем бедный, незнатный и никому не известный рыцарь. Разумеется, если поразмяться выходили родовитые дворяне и, тем более, сам король, никто им не мешал.
Да, надо признать, что грохоту рыцари устраивали предостаточно. В особенности когда копья или палицы сталкивались со щитами, или один из сражающихся грузно падал на землю, шума получалось много. Потом, вяло шевеля руками и ногами, закованными в металл, поваленный на землю и, естественно, оглушенный ударом пытался подняться, самостоятельно встать на ноги. Некоторым это удавалось, других, как малых детей, ставили вертикально подоспевшие оруженосцы. И тогда схватка продолжалась на мечах. С реальным боем, конечно, турнир имел мало общего, в битвах рыцари использовались как тяжелая конница: налетая на врага единым строем, они сметали его с пути, не слишком заботясь о том, чтоб знать или видеть, куда бить, — за меч в битве они зачастую даже не брались, обходясь копьем. Вернее будет сказать, битвы за рыцарей выигрывали их кони, без разбора топтавшие пехоту.
Впрочем, и на турнире от коня зависело многое, Нести на себе тяжеленного всадника, наряженного в кипы бархата и парчи, да к тому же еще в железе — это не на альпийском лугу резвиться. Не зря во Франции специально для рыцарей так старательно выводили породу булонских тяжеловозов, способных тащить на себе больше, чем другие лошади. Конь, разгоняясь по арене, должен был выдержать столкновение и устоять. С другой стороны, в том случае, если наездник летел на землю, это получалось легче.
Серпиана некоторое время смотрела на рыцарей, с грохотом сталкивающихся, а потом недоуменно посмотрела на спутника:
— И в чем тут смысл?
— То есть?
— Ты сказал, здесь турнир. Турнир — это состязания воинов. А здесь два мужика, затолканные в железные шкуры и железные горшки, пытаются сбить друг друга с коней. В чем же смысл?
— Тот, кто сильнее и умелей, удерживается в седле, тот, кто слабее, — падает.
— Так надо навьючить на себя побольше железа, — оживилась девушка, — разогнаться, и тогда противник, который весит меньше, непременно вылетит из седла.
— Во-первых, тот, кто более опытен, сумеет отразить копье щитом. Кроме того, после схватки верхом бой продолжается на земле, на мечах.
— Можно слезть с коня, разбежаться и забодать противника шлемом. — Серпиана окончательно развеселилась. — Если тот, кто разбежится, будет весить больше, чем второй, то…
— Ну, хватит, это же все весьма серьезно. — Ричард старательно пытался сохранить сосредоточенное выражение лица.
— Как насчет того, чтобы продемонстрировать даме все преимущества наших турниров? — спросил подошедший поближе оруженосец графа Бёгли, разрешивший Дику поучаствовать тоже. Он выглядел оживленным и веселым. — Не хочешь размяться?
— Хочу. Но как?
— Сейчас арену займут знатные лорды, а потом будет перерыв. Я уже договорился на это время, но мой противник вынужден везти своего господина во дворец — его сильно помяло. Не хочешь?
Дик кивнул, но, заметив, что поединок на копьях перешел в схватку на мечах, а значит, зрелище затягивается, решил еще немного посмотреть.
На арене как раз схватились Бальдер Йоркский и Роберт Уинчестерский. Дик со злорадным удовольствием смотрел, как Роберт — рослый, широкоплечий, затянутый в золоченую красивую кольчугу с коваными наплечниками и нагрудником, — предварительно спешившись, колотил Йорка по шлему, превращая в лепешку украшающий его гребень, а совершенно оглушенный Бальдер был не в состоянии оказать ему сопротивление. Его супруга, конечно, тоже была здесь, Дик разглядел ее на почетной трибуне, щеголяющую роскошным платьем и уже флиртующую с кем-то. На Альенор, которую совсем недавно называл «своей» Альенор, он посмотрел с отстраненным интересом и оценивающе, как на женщину, которую мог бы получить, если бы захотел. Но зачем? С очень сложным чувством Дик следил за тем, как супруга графа Йоркского, кроме всего прочего, пытается обратить на себя внимание короля — против этого не мог бы возражать даже ее муж. Впрочем, судя по цветущему виду, и за Дика ей почти не попало, похоже, Бальдер придерживался того мнения, что роль женщины в измене ничтожна. Не странно было ему привыкнуть так считать, если уж он не пришиб супругу в самый первый раз.
Но, похоже, графине с королем ничего не светило — правитель был слишком поглощен созерцанием происходящего на арене. Роберт Уинчестерский как раз покончил с Йорком и в виде поощрения получил право внеочередной схватки с кем-нибудь из знати по своему выбору. Он выбрал Роберта Лестера, графа Ланкастера. Они — оба опытные драчуны — на полном скаку сшибались аж трижды, и только в четвертый раз Уинчестер поддел Лестера на копье и швырнул на землю. На том весело задребезжали наплечники и латные накладки, когда он по инерции еще несколько раз перекувырнулся на траве. Разумеется, великолепный страусовый султан на его шлеме приказал долго жить. То ли не сильно ушибся, то ли слишком обиделся за попорченное пушистое украшение, но граф Ланкастер очень бойко поднялся на ноги (дамы аханьем и рукоплесканиями отметили этот его подвиг) и, выдрав меч из ножен, кинулся на Уинчестера. Дик оценивающе оглядел обоих и решил, что бой можно и посмотреть — предугадать, кто именно победит, невозможно. Равные шансы. Оба Роберта смотрелись достойно. Лестер подскочил к Уинчестеру и хорошенько огрел его по голове мечом, тот не остался в долгу, и завязалась великолепная драка, в которой от поединка, демонстрирующего высокое боевое искусство обеих сторон, не осталось ничего. Граф Ланкастер был изрядно ушиблен, его противник — серьезно оглушен, поскольку один из ударов копьем он отразил так неудачно, что наконечник все же задел шлем. Должно быть, теперь у него сильно звенело в ушах.
Серпиана какое-то время критически наблюдала за боем двух неуклюжих из-за тяжелых доспехов мужчин, а потом ткнула пальцем в сторону Лестера:
— По-моему, он побеждает. Нет?
Дик тоже уже склонялся к такому выводу и, нагнувшись к спутнице, чтоб говорить на ухо, ответил:
— Ярость — великое дело.
— По поводу чего ярость? Из-за того, что вышибли из седла? — Девушка покосилась на цветные, колеблемые ветром перья, украшающие траву, и вспомнила о той сочной мясистой птичке, которую съела в последний раз, змеей прокользнув в кусты. — Или ему жалко той ерунды, что была у него на гребне?