Я обернулся, глядя, не подошел еще кто, но единственным зрителем сегодняшнего поединка был только Призрак. Лютоволк рос не по дням, а по часам.
Вопреки ожиданиям всех, он выжил. Помощь псаря и мои собственные знания о собаководстве сделали свое дело.
– Ну что ты, малыш? – Робб, присев на одно колено, потрепал его за ухом. Красные глаза волчонка неотрывно наблюдали за любым его движением.
На лице Робба проскальзывала толика… Зависти? Иногда да. Редко, но я замечал ее.
Он так и не смог простить отцу убийство волчат. А то, что лорд Старк позволил мне оставить себе Призрака, наверняка выглядело плевком в лицо собственному наследнику, на уговоры которого он не поддался.
Впрочем, оставить его мне позволили только потому, что лорд Старк был полностью уверен в скорой смерти волчонка... Ну, и я просто не отдал его. Встал грудью, как мать родная.
За последующие недели, что я выхаживал Призрака, он заметно вырос и окреп, и быстро развеял все убеждения в своей скорой смерти. Более того – проявил многообещающее послушание и недюжинный интеллект. Тогда я и начал наблюдать в глазах лорда Эддарда сожаление о своем решении.
И как-то совсем незаметно Призрак стал общим для меня и всех моих новых братьев и сестер. Не раз в своей комнате я обнаруживал Брана, или Арью, играющихся с Призраком, а то и подкармливающих его утащенным с кухни. Сперва я возмущался подобным визитам, пытался их пресекать, но здесь понятия частной собственности и территории были весьма размытыми. В очередной раз наткнувшись на стену искреннего недоумения, я махнул рукой. Пускай ходят, все равно у меня ничего нет.
Сансы я не наблюдал, но ее выдала Арья; она как-то проговорилась, что ее сестра тоже регулярно захаживает ко мне, но втайне ото всех: мол, не пристало благородной леди сидеть в каморке у бастарда и возиться с блохастой псиной. Но как бы они ни пытались сделать его коллективной собственностью, по-настоящему он принадлежал только мне. Только мне он подчинялся.
– Робб! – к нам спускался из арсенала Грейджой. Говорить он начинал, как правило, издалека. – Тебя зовет твой лорд-отец.
– Отец? Он не сказал, зачем? – Робб выпрямился. Грейджой лишь пожал плечами, укрытыми плащом, отороченным кроличьим мехом.
– Не знаю. Он что-то говорил про короля. Идем.
Все шло своим чередом, как я и ожидал – лорд Эддард получил письмо о безвременной кончине Джона Аррена, и со дня на день должен был прибыть Роберт Баратеон со всей своей королевской свитой.
– Сейчас, – Робб направился к стене, на которой на стальных крючьях висели наши плащи.
– Чего смотришь, Сноу? – смешливо поинтересовался Теон. Он всегда улыбался. – Увидел нечто интересное?
Этот мудак выбешивал меня буквально всем – своим видом, своей улыбкой, своим чванливым самодовольством, своей непомерно раздутой гордостью. К Джону он относился не лучше, чем к куску дерьма.
– Нет.
– Хорошо. Кстати, леди Кейтилин упоминала, что на приветственном пиру ты не будешь сидеть вместе со Старками. Королевскую чету может оскорбить присутствие такого, как ты.
– Такого, как я? – пальцы в перчатках дрогнули, чуть не сжавшись в кулаки.
– Бастарда, Сноу, – снисходительно прояснил он. – Ты как будто вчера родился.
Происходи бы дело в нашем мире, я бы давно уже поубавил ему зубов во рту. Здесь же подобное отношение считалось вполне нормальным, не выходящим за рамки.
– Ну да, – я постарался вложить в тон как можно больше холодного презрения. – Я и забыл. Напоминай мне об этом почаще.
– Обязательно, – он посерьезнел, и положил ладонь на рукоять меча. Словно специально нарывался.
– Хватит ссориться, девочки. Пошли, – Робб двинул Грейджоя по плечу. Тот еще ненамного задержался, с вызовом глядя на меня. Но все-таки развернулся и ушел.
Прошлый Джон предпочитал с ним не конфликтовать, но я-то знал, кто такой Грейджой на самом деле, и не мог себя сдержать.
То, через что Теон прошел в темницах Дредфорта, мне казалось тем, что я не пожелал бы даже самому заклятому врагу. Теперь я полагал совершенно иначе. Иногда, чтобы ты изменился по-настоящему, тебя нужно бросить на самое дно, раздробить на множество частей. А потом собрать заново. Может, тогда и сложится в итоге нечто хорошее, достойное права на существование.