Клинт широко распахнул окно, и в комнату ворвался свежий, какой бывает только после шторма, воздух.
Сквозь туман уже проглядывалась вода, но кругом ещё было темно, и не доносилось ни звука, кроме кукареканья старого Сенатора.
Надев башмаки, Клинт сбежал вниз и выскользнул на крыльцо.
Бастера нигде не было видно, но из-за угла, отряхиваясь и повизгивая в ожидании возни, появились собаки.
— Умники, — погладил их Клинт. — А где Бастер?
Они не знали.
— Давайте поищем его.
Собаки вместе с ним отправились на берег и там бегали взад и вперёд, принюхиваясь. Клинт знал, что делают они это из вежливости, ибо сами не знают, чего или кого ищут. Но и искать-то было некого.
За завтраком Клинт заявил, что не пойдёт в школу и будет искать Бастера.
— Ни в коем случае, — возразила мама. — Занятия в школе важнее, чем какой-то тюлень.
Отец стал на сторону мамы.
— Толку от этого будет мало, сынок. Если Бастер сможет вернуться домой, он вернётся. Завтракай и отправляйся в школу. Всегда надо делать главное, иначе какой из тебя помощник?
Клинт продолжал спорить:
— Может, если Бастеру помочь…
— Ты ему помочь не можешь, — сказала мама. — И ты пойдёшь в школу. Вот и всё!
— Мама права, сынок. Залив наш площадью в сто пятьдесят миль. Тебе и месяца не хватит обойти его весь.
— Если я сегодня не найду Бастера, я обещаю…
И вдруг Клинт услышал, как на крыльцо, захлебываясь лаем, вскочил Вулф.
— Похоже, твой тюлень вернулся домой и без посторонней помощи, — сказал отец.
Клинт бросился к двери. Отец вышел вслед за ним.
«Пойдёмте за мной», — лаял на крыльце Вулф. Он сбежал по ступенькам и понёсся к берегу, откуда доносился взволнованный лай Джерри.
Когда Клинт подбежал к причалу, его взору предстала направляющаяся к дому процессия: по берегу, с трудом преодолевая каждый дюйм, тащился Бастер; рядом, ободряя его лаем, крутился Джерри, а Вулф метался взад и вперёд между животными и людьми, словно желая связать их воедино.
— Бастер ранен, — сказал отец.
Клинт и сам это видел. Но он не представлял, насколько это серьёзно, пока не опустился на колени рядом с Бастером. Из глубокой раны на голове шла кровь, а когда Бастер попытался, опираясь на один ласт, приподняться, другой, окровавленный, беспомощно повис сбоку. Но духом Бастер не пал. Когда он здоровался, наклонив голову, в его позе была гордость за то, что он сумел добраться до дому.
— В него стреляли, — сказал отец. — Жаль, конечно, но этого следовало ожидать.
— Он вернулся, — возразил Клинт, — все заживёт. Правда, Бастер?
Бастер не сомневался.
— Боюсь, нет, — сказал отец. — Рана-то на голове, может, и заживёт, но он останется калекой с одним передним ластом.
Клинт осторожно, чтобы не задеть раненый ласт, поднял Бастера на руки.
— Я отнесу его домой.
— Хорошо. А потом отправляйся в школу. Я позабочусь об остальном.
Стиснув зубы, спотыкаясь — ему было тяжело, — Клинт нёс Бастера.
— Я не дам его убить.
— Но зачем же заставлять его мучиться?
— Я не дам его убить! — повторил Клинт.
Мама встретила их на полпути.
— Бедный Бастер! — В её глазах были слёзы. — Нужно избавить его от мучений, Джим.
Клинт ничего не сказал, пока не положил Бастера на крыльцо, подстелив под сломанный ласт лист газеты. До сих пор он даже не представлял, каким большим стал Бастер.
— Убить… Бастера… я… не дам! — еле переводя дух, произнёс Клинт. — Он мой друг, он вернулся домой, потому что верит в нас. Он добирался целую ночь, но добрался. Давайте попробуем ему помочь!
Он уговаривал родителей так, будто они были его враги. Но когда взглянул на них, то увидел, что они его друзья, даже если смотрят на вещи совсем по-иному.
Откашливаясь, отец сказал:
— Ты просто не понимаешь, сынок. Я хочу, чтобы Бастер жил… если он сможет жить хорошо. Но он будет калекой, с одним ластом, если вообще выживет.
— Мы вылечим его, — был убеждён Клинт.
Мама взглянула на отца:
— Твоё мнение?
— Не знаю, каким образом. Может быть, нам удастся соединить кости и наложить шину. Но как только он попытается подняться на этот ласт, он испортит всю нашу работу.
Клинт уже подумал об этом.
— Мы привяжем ласт к его телу так, чтобы он не мог им пользоваться, пока он не срастётся.
— Не забудь и о ране, — задумчиво продолжал отец. — Её нельзя обрабатывать после того, как мы наложим шину.