Лицо отца ничего не выражало. Он сделал шаг ко мне, протянул руку, чтобы похлопать меня по плечу, но раздумал и поправил лацканы своего костюма.
— У тебя есть долг перед этой семьей.
Мои глаза сузились от его слов и от того, как он ушел, ничего не объяснив. Я проследил за чувством вины на лице Эльзы и повернулся к Льюису.
— Перезвони сенатору Эриксону и сообщи ему, что я все-таки приду на его прием сегодня вечером. Пусть машина заберет меня через двадцать три минуты - после того, как я закончу ужин.
Он посмотрел на меня и Эльзу.
— Вы уверены?
Я окинул его пристальным взглядом.
— Сделай это.
Он ушел, а я обошел Эльзу, сел в кресло и расстелил на коленях тканевую салфетку. Я не знал, на что нарвусь. Эльза не интересовалась моим отцом, а отец не интересовался Эльзой. Но что-то запечатлело на лице Эльзы чувство вины, и я ждал объяснений, пока ел.
Кольцо прожгло дыру в моем кармане, когда я откусил первый кусок омара. Если бы я был интроспективным, я бы спросил себя, почему я сказал Льюису отправить ответ на приглашение в последнюю минуту, прежде чем узнал, что произошло. Интуиция подсказывала мне, что Эльза каким-то образом предала меня, но все остальные части меня отказывались в это верить.
Я знал эту женщину. Мы вместе учились. Проносили алкоголь в кампус и пили его на футбольных полях по ночам. Трахались под трибунами во время домашних матчей. Она согласилась переехать со мной в Нью-Йорк, когда поняла, что я бы переехал в Алабаму, чтобы быть с ней.
Эта женщина, которая просыпалась рано, чтобы приготовить мне завтрак, и делала за меня заметки, когда семья отрывала меня от учебы, не предала бы меня. Просто не предала.
— Мне очень жаль, — прошептала она, не решаясь сесть.
Я доел омара, затем разрезал филе миньона, тщательно следя за тем, чтобы мои движения были ровными.
Она не предаст тебя, уверял я себя.
Зачем ей еще извиняться? спросил я присутствующего во мне отца.
Эльза остановила мою трапезу, приложив ладонь к моей левой руке.
— Я люблю тебя.
Мой взгляд упал на ее руку, затем переместился на другую, где она сжимала полоску сложенной бумаги. Я протянул руку и вырвал его из ее руки. Ее неумолимая хватка сжалась, и бумага порвалась на углах, когда я вырвал ее у нее.
Она задохнулась от этого звука, ее вторая рука метнулась, чтобы забрать у меня бумагу, но не смогла. Я открыл ее. Чек. Пять миллионов долларов. Подписанный неким Джованни Романо. Он расплатился с ней. За что? Бросить меня?
Ледяная изморозь потянулась по моему телу, когда я уставился на нее мертвыми глазами.
— Пять миллионов долларов? Правда?
Я бросил чек на свою тарелку. Масло от лобстера смочило края, и она схватила его, ее глаза кричали о вине, но от ее рук исходило отчаяние. Я наблюдал, как она протирает чек скатертью, пытаясь вытереть масло, но безуспешно.
Я потянулся в карман, вытащил ее трусики, которые я прихватил ранее, и швырнул их ей в лицо. Она поймала их, прежде чем они упали на пол. Ее глаза расширились, когда она поняла, что это такое, но она все равно использовала их, чтобы вытереть гребаный чек.
Я никогда не видел ничего более жалкого.
Когда чек высох, она встретила мой взгляд.
— Мне очень жаль, — повторила она, и это прозвучало так глупо, что я не мог поверить, что она закончила Уортон лучшей в нашем классе. Не верилось, что это та самая женщина, которая настаивала на том, чтобы она платила за свою половину каждого обеда. — Я... Ты не понимаешь. Это огромные деньги.
— У тебя было бы гораздо больше, так что спасибо, что напомнила мне, какая ты жалкая.
Она вздрогнула от моих слов, а я сухо рассмеялся и потянулся в карман. Ее глаза расширились, когда я вытащил бархатный футляр. Ей пришлось протянуть руку и опереться на стол, когда я раскрыл кольцо стоимостью шестнадцать миллионов долларов.
— Бастиан...
Я выхватил кольцо из футляра и швырнул его за крышу здания, как будто оно ничего не значило. Как будто она ничего не значила. Она заскулила, подбежав к перилам с протянутой рукой, когда я стащил с ее тарелки картошку и обмакнул ее в ее гребаный кетчуп. Если бы я нашел время остановиться, чтобы вдохнуть предательство ее и моего отца, я бы, наверное, сжег Empire State Building вместе с нами обоими.
Это была не ядовитая ярость, наполнявшая мои вены, а бьющее через край предательство, подбирающееся к горлу, пока дыхание не сбилось вдвое, и мне пришлось закашляться, чтобы снова вздохнуть. Она вернулась к столу, кольцо давно исчезло, а порванный и промасленный чек был зажат между ее сцепленными пальцами, словно она думала, что я и его выброшу со здания.
Я был искушен.
Я никогда раньше никого не любил. Я не замечал тонко завуалированных ухаживаний и мафиозных кроликов, которым нужны были мои деньги и статус. Но Эльза была другой. Обычная девушка из обычной семьи, которая и не подозревала о существовании мира коррумпированных сенаторов, "людей с большой буквы", знаменитостей, пентхаусов и дизайнерской одежды. Ее не тронул синдикат Романо, наследником которого я был.
Она мало-помалу проникала под мою кожу, и я позволял ей это, потому что она должна была быть другой.
Как же я не заметил знаков?
Она снова открыла рот - вероятно, чтобы умолять, - но я прервал ее.
— Я никогда не любил тебя, Эльза. — Ложь вырвалась из моих уст, и я проигнорировал тот факт, что ради нее я готов был бросить все - семью, деньги и весь род Романо. — Нам было хорошо, но это было просто развлечение. — Я встал, вытер слезу с ее щеки испачканными маслом трусиками и погладил ее по голове. — Ты не способна дать ничего, кроме теплой киски для траха, а я не способен на любовь.
ГЛАВА 2
Долг - это то, чего человек ожидает от других.
Оскар Уайльд
БАСТИАНО РОМАНО
Восемь лет спустя
Эверетт: У меня день карьеры в летней школе. Билли приведет своего отца. Ты можешь пойти?
Вместо того чтобы ответить "нет", я отхлебнул из бокала. Я тоже пропустил вечеринку по случаю седьмого дня рождения Эверетта.
— Привет, Бастиано. — Хрипит низкий голос мафиозной цыпочки. Возможно, она хотела, чтобы он был соблазнительным, но звучал он как у курильщика с пачкой сигарет в день и двойными легочными имплантами. — Хочешь выбраться отсюда? — Ее палец с акриловым наконечником прошелся по моей спине, после чего она заняла место справа от меня.
Презерватив, наполненный Icy Hot.
Тиски взбешенного орангутанга.
Две вещи, которые я предпочел бы иметь на своем члене, а не ее.