— Хотела бы и я когда-нибудь воспользоваться твоими услугами.
— Нет проблем, — легко согласилась тетушка. — Обещаю тебе удивительное турне... В свое время.
— Ловлю на слове.
— Я еще никогда никого не обманывала, — заверила Смерть. — Кстати, после столь энергичного танца я слегка проголодалась. Не поехать ли нам куда-нибудь? Я приглашаю.
Я пожал плечами: в конце — концов было интересно посмотреть, какую она изберет тактику, что бы помешать мне. Какая разница — сейчас или позже?
— Поехали, — согласился я.
Ресторан, открытый москвичами в Петербурге был вычурен, дорог и безвкусен, как все столичное. Я смотрел на расставленные по углам муляжи трехлитровых банок с консервами, старенькие радиоприемники и газеты (ресторан имитировал коммуналку хрущевских времен), на швейцара в майке и растянутых на коленях трико, и вспоминал старую шутку: «Прав был Кутузов — что бы спасти Россию, надо сжечь Москву». В моей, весьма насыщенной жизни бывали разные времена, и я начисто лишен пренебрежительного высокомерия — если надо, могу и бутербродами в привокзальном ресторане искренне порадоваться, но когда есть возможность выбора, вряд ли по собственной воле пойду обедать на коммунальную кухню или пить пиво на заднем дворе общественной бани. Я люблю простую, хорошую и качественную кухню, люблю старинные, впитавшие дух столетий кабачки Петербурга, Пскова, Новгорода, Казани... Люблю хорошую водку, ибо это очень дорогой напиток, и требует не менее дорогой, и правильной закуски. Люблю общество веселых друзей и красивых женщин... Разве все это можно представить в американо-московских ресторанах? Впрочем, это дело вкуса. Ольге, судя по всему, здесь нравилось. Она, краем глаза, увидела цены в меню, оценила одежду и манерность немногочисленных посетителей, и, если так можно выразиться — прониклась... «Бедная девочка, — подумал Штирлиц, — она никогда не видела столько еды», — вспомнилось мне. Ничего, привыкнет. К хорошему привыкаешь быстро, отвыкать медленно приходится...
— И в чем же экзотика твоего агентства? — спросила Ольга тетушку. — Сафари — Альпы — болота Бразилии?
— Агентств, — поправила та. — У меня их много. Нет, экстрим — это вчерашний день. Я специализируюсь на путешествиях, связанных с религией.
— А-а, — разочарованно протянула Ольга.
— Не «а-а», а «ого — го!», — заверила Смерть. — Это не просто паломничество в Мекку или Иерусалим... Да ты вообще имеешь представление, что такое «религия», душа моя?
Ольга пренебрежительно сморщила носик:
— Ну, так... Слышала...
— Вряд ли, — убежденно сказала Смерть. — Даже само слово «религия» переводится как «обратная дорога к Богу». Но это, скорее, не путешествие, а... возвращение домой.
— Не очень понимаю, — призналась Ольга.
— Человечество догадывается, что этот мир создан слишком мудро и правильно, что б быть случайной игрой природы. Догадывается, что со смертью бытие не заканчивается, и хочет приобщиться к Силе, которая отдаст в его распоряжение миллиарды планет, невероятные путешествия, волшебные миры, увлекательные приключения... Раньше думали, что есть только два мира: этот и «лучший», а теперь, зная точно, что миров — бесконечное множество, и понимая, что разум может быть куда более совершенным, чем наш, человек начинает уже не только верить, но и ЗНАТЬ, что существует Сила, куда более мощная, чем мозг сантехника Иванова. Вот и ищет дорогу к ней. Я назвала сеть своих агентств «Дорога Сновидений». Ведь сон — это маленькая смерть, с кратким путешествием во времени и пространстве, но мы не боимся спать, потому что верим, и даже знаем, что проснемся.
— Но бывают и кошмары...
— Это зависит от того, как ты прожил этот день. Не обижайся, не напивайся, не бойся, не обжирайся, не делай подлостей — и сон будет изумительным. А уж когда ты влюблен... Тогда сны совершенно особые.
— Честно говоря, лично я не уверена, что Бог вообще существует.
— А ты хочешь это знать наверняка? — прищурилась тетушка.
— Что?
— Есть ли Бог?
— Ну...
— Нет, ты действительно ХОЧЕШЬ это знать? Понять для себя: есть Он, или нет?! Ведь это меняет все — разве нет?
— Конечно хотелось бы, — зараженная тетушкиным энтузиазмом, задумалась Ольга. — Кто бы не хотел знать наверняка…
— Некоторые не хотели бы... Кто-то сказал, что этот вопрос — если он действительно искренен — дороже любого поверхностного знания, — улыбнулась ей Смерть. — Величайшие умы мира начинали свои самые великие дела именно с этого вопроса.