– Нам пора ехать, – напомнила Ядранка.
Достав новую батарейку, Барлес посмотрел на дым, поднимавшийся над Биело-Полем, и пожал плечами:
– Маркесу нужен его мост.
– Боже мой, – вздохнула Ядранка.
Она прекрасно знала Маркеса и не сомневалась, что, раз ему что-то втемяшилось в башку, отговаривать его не имело смысла.
О жизни Маркеса ходило много легенд, сомнительных и правдивых. Про него рассказывали, что однажды во Вьетнаме он настаивал на том, чтобы приговоренного к смертной казни вьетконговца расстреляли на фоне светлой стены, потому что на том была черная одежда; в противном случае фигура слилась бы с фоном. «Если его все равно убьют, – сказал он, – пусть хоть с какой-то пользой». Спросили вьетконговца – он ответил, что ему все равно, он уже натерпелся. И тогда его расстреляли у светлой стены.
Барлес хотел было поинтересоваться у Ядранки, что еще передали по радио. Но тут прогремел мощный взрыв, дверцу «ниссана» дернуло ударной волной, блокнот в руках переводчицы зашуршал страницами. И Барлес подумал, что, наверное, теперь Маркес наконец заполучил свой чертов мост.
Но дело было не в мосте. Дойдя до поворота рядом с хутором, Барлес увидел, что снаряд от какого-то крупнокалиберного орудия – 82 или даже 120 мм – упал на пристройку к дому, обрушив стену и засыпав дорогу осколками черепицы. Позади послышались шаги Ядранки, но Барлес побежал к дому, не оборачиваясь. Добравшись до ворот, он на какой-то миг увидел слева вдалеке Маркеса, стоявшего на склоне: приникнув глазом к видоискателю, оператор снимал столб дыма, все еще поднимавшегося в воздух после взрыва.
Ворота были искорежены и сорваны с петель. Барлес перепрыгнул через них во двор, и первое, что он увидел, была мертвая корова и настенные часы, валявшиеся на земле с кукушкой наружу. Резко пахло горящей взрывчаткой. Дверь в дом была распахнута, и на полу блестели осколки стекла, но людей нигде не видать. Барлес громко крикнул, пытаясь найти хорватского крестьянина, и немного погодя тот с пепельно-серым лицом показался из подвала.
– Всё «добро»? – спросил Барлес, махнув рукой в сторону подвала и имея в виду детей. – «Нема проблема»?
Хорват помотал головой. Барлес подошел к лестнице в подвал и услышал, как внизу плачут дети. Вслед за Ядранкой в дверях появился Маркес; он входил в дом с включенной камерой на плече, снимая с движения, не прекращая съемку на тот случай, если в доме вдруг окажется что-то стоящее. Жестом Барлес попросил оператора прекратить снимать. Все, что стоило снимать, находилось внизу, в темноте, но подсветка осталась в «ниссане». И в любом случае подвал был не первым; они снимали такие подвалы повсюду уже сто раз, все они казались на одно лицо, как все горящие дома, как мертвые, напоминающие Секс-символа: мать забилась в угол, обнимает перепуганных детей; старуха, почти инвалид, с отсутствующим взглядом, устремленным куда-то внутрь себя, погруженная в черные воды своих воспоминаний и пребывающая уже по ту сторону добра и зла. И мужчина с тем плотным, серым оттенком кожи, который бывает у человека от страха. Униженный и растерянный мужчина, который уже не в силах помочь своей семье. Стоило ли идти к «ниссану» за подсветкой, чтобы записать это еще раз?