Подводя итоги боям 19-23 августа, начальник политотдела 5-й гвардейской воздушно-десантной дивизии полковник М. Г. Чиковани писал в донесении Военному совету армии: "В боях за Каплуновку, Мойку, Чемодановку, совхоз "Бугреватый" успешно действовал весь личный состав 1-го гвардейского воздушно-десантного полка (командир полка подполковник Попов, заместитель по политической части майор Гридюшко). Особенно следует отметить батальон, которым командует майор Мыльников"{8}.
Полковник Чиковани подчеркивал большую- роль, которую сыграли в успешных боевых действиях полка его политработники и партийно-комсомольский актив. И недаром среди первых воинов полка, награжденных орденом В. И. Ленина, были парторг 1-го батальона старший лейтенант Георгий Константинович Протопопов и парторг 9-й роты старший сержант Николай Филиппович Воронов...
* * *
В ночь на 24 августа, поспав часа полтора-два, все командование полка собралось в штабе. Обсуждали план завтрашнего боя. На участке полка ситуация резко изменилась. С 20 августа полк, если считать строго по прямой, продвинулся на 25-30 километров. Все предыдущие дни мы, чтобы преодолеть сопротивление гитлеровцев и выиграть у них встречный бой, должны были сосредоточивать максимум усилий на правом фланге. Завтра будет иначе. Завтра все внимание на центр и левый фланг полосы наступления полка: на возвышенность, которая занимает площадь более 20 квадратных километров (6-7 километров по фронту и 3-4 километра в глубину) и тянется от села Михайловка до хутора Сидорячий. Здесь противник оборудовал мощный опорный пункт. Его передний край проходит подковой по высотам, обрамляющим эту обширную возвышенность. Достаточно одного взгляда на карту, чтобы понять выгоду этих позиций. С них наше расположение просматривается на многие километры. У нас же, наоборот, - весь западный край горизонта закрыт цепью высот.
Скажем сразу, что овладеть этим опорным пунктом было не по силам одному полку. Здесь постепенно втянулись в бой не только вся наша дивизия, но и дивизии 21-го гвардейского корпуса 4-й гвардейской армии. Так что 1-й полк выполнял частную задачу, о которой я и расскажу.
На рассвете 24 августа 3-й батальон Грязнова уже вел бой на подступах к Михайловке, недалеко от высот, занятых противником. А главные силы полка продвигались из района хутора Бугреватый на запад и юго-запад, к этим же высотам.
Майор Аветисов доложил мне по телефону:
- Вернулись разведчики. Они установили: в квадрате ноль один - ноль два (севернее Михайловки) скопление вражеской пехоты - до двух батальонов. Видимо, готовят контратаку во фланг Грязнова.
Со мной на наблюдательном пункте находился командир артиллерийской подгруппы, он же командир 13-го истребительно-противотанкового дивизиона, капитан М. Ф. Литвиненко. Я показал ему район сосредоточения пехоты противника.
- Твои пушки достанут?
- Достанут, - отвечает. - Но дальность предельная, рассеивание снарядов очень большое. Нет смысла вести огонь.
- Что же делать?
- По этому квадрату в плане командующего артиллерией дивизии предусмотрено дальнее огневое нападение. Разрешите, я ему позвоню?
Он связался с дивизией. В течение считанных минут все было обговорено, и тяжелые гаубицы открыли огонь. Мы слышали лишь гул далеких разрывов. Но позже, проезжая опушкой рощи, по которой били гаубицы, я видел результаты огневого нападения. Стрельба меткая.
Пока артиллеристы обстреливали скопление вражеской пехоты, я связался с батальоном Грязнова.
- Где комбат?
- Уехал, - ответила мне радистка Некрасова.
- Куда? На чем?
- На трофейных машинах. В тыл к фашистам.
Это серьезное нарушение устава, когда, не доложив старшему начальнику, младший оставляет свое подразделение или часть. Даже если у него самые благие намерения.
Я приказал отыскать офицера, замещающего комбата. От него узнал следующее: батальонные разведчики, так же как и полковые, обнаружили скопление фашистской пехоты. Доложили Грязнову. Он тут же посадил на трофейные автомашины 8-ю стрелковую роту старшего лейтенанта А. С. Чиркова и пулеметную роту старшего лейтенанта Ф. Е. Чумака и сам повел отряд к квадрату 01 - 02, по которому уже била наша артиллерия.
Надо полагать, Грязнов, как всегда, стремился упредить противника и первым нанести удар. Что ж, решение правильное, надо ему помочь. Я приказал Чистякову выдвинуть свой батальон к этому же району, установить связь с Грязновым. Да и сам - на коня и верхами с адъютантом и радистом поспешил туда.
Так, довольно неожиданно, основные усилия боевой работы полка на несколько часов переместились в квадрат 01 - 02. Подразделения Грязнова с юго-востока, батальон Чистякова с северо-запада сомкнули кольцо вокруг двух фашистских пехотных батальонов. Понесшие значительные потери от артиллерийского огня, ошеломленные неожиданной атакой вражеские подразделения были смяты и разгромлены. Этот успех не только полка, но и дивизии начался с инициативных действий Павла Ивановича Грязнова. Я представил его к очередному ордену, но сделал строгое внушение: инициативу проявляй, но и устав соблюдай.
25 августа батальон Чистякова атаковал противника, оборонявшегося у Михайловки. Говоря о Михайловке, я опять-таки имею в виду не сам населенный пункт (маленький и к тому же сожженный дотла), но окружающую его возвышенность, преграждавшую нам дорогу на Котельву.
Бой развивался трудно и довольно сумбурно. Со своего наблюдательного пункта я видел впереди только цепь зеленых холмов, крутые рыжие откосы которых тянулись и к северо-западу и к юго-востоку. Отсюда, из долины, оборона фашистов в глубину не просматривалась. Мы же были у них как на ладони. Жесточайший артиллерийский огонь обрушился на 2-й батальон. Налетели "юнкерсы" - около 40 машин. Боевые порядки батальона заволокло клубами пыли. Чистяков передал мне по телефону, что рота Коновалова захватила было командную высоту, но сейчас вынуждена отходить: противник контратакует батальон с фронта и с тыла.
- Откуда? Повтори координаты! - требую я.
Он повторил, и тут же связь с ним прервалась. Да, противник зашел к нему в тыл. Только что штаб дивизии информировал меня, что левый сосед - 16-й полк опередил нас флангом, но как раз с этого направления фашистские танки и бронетранспортеры двинулись на чистяковский батальон. Попытался связаться с 16-м полком, с Федором Михайловичем Ореховым, - не удалось. Не ответил ни по телефону, ни по радио. Однако я и так, по звукам боя, чувствовал, где дрался мой сосед: позади моего наблюдательного пункта, в двух-трех километрах от места, указанного штабом дивизии.
Вышел на связь с комдивом, доложил обстановку. Василия Ивановича Калинина я знал как человека хладнокровного. Обычно он прислушивался к мнению подчиненных, быстро реагировал на их просьбы, но сейчас ответил мне несколько раздраженно:
- Знаю я, где Орехов. Вы топчетесь на месте, а он далеко впереди.
Обстановка действительно была сложная. Стабильной линии фронта нет, все войска в движении, и вдруг - пробка в районе высот северо-восточнее Михайловки. Если до сего дня успех всего 20-го гвардейского корпуса определялся главным образом успешным фланговым маневром 5-й дивизии, то теперь роли резко переменились. Фашистская танковая группировка, тылы которой как бы подрезала с юга наша "пятерка", стала быстро отходить к Котельве. Наступление 8-й и 7-й дивизий перешло в преследование противника. "Восьмерка" и "семерка" выдвинулись далеко вперед, а мы топтались под Михайловкой. Так что неудовольствие, прозвучавшее в голосе комдива Калинина, можно было понять.
Как бы там ни было, но в такой обстановке, когда артиллерийско-минометная и даже ружейно-пулеметная стрельба как бы перемещается вокруг твоего наблюдательного пункта, командиру иногда необходимо самому пойти в боевые порядки, иначе трудно разобраться, что, где и почему происходит.
Майор Гридюшко, слышавший мой разговор с комдивом, предложил:
- Вам, Илларион Григорьевич, уходить с НП нельзя. Давайте-ка я схожу к Чистякову.
Он был прав - именно в ту минуту я никак не мог отлучиться с наблюдательного пункта. Полк оказался разбросанным на обширном пространстве. Надо было немедленно собрать его в кулак.